— До встречи! — махнул на прощанье Максимов и побежал к машине.
— Бог даст, свидимся, — прошептал ему вслед дядя Миша.
Покатал в губах потухшую папиросу. Проводил взглядом машину, пока она не свернула за угол.
— Черт, как похож. Вылитый Испанец, — пробормотал постаревший старшина запаса Мишка Нелюдов.
Поправил покосившуюся орденскую планку, одернул пиджак. И стал терпеливо ждать первого автобуса.
Глава 9. Искусствовед в штатском
Странник
Гостиница уже ожила. В некоторых номерах на полную громкость врубили музыку. По коридору шаркали ногами. Переговаривались в полный голос.
Максимов лежал на кровати, широко разбросав руки. После интенсивной зарядки и контрастного душа в теле гуляла упругая, злая сила. Холодный ветерок щекотал влажную кожу. Он старался дышать ровно и глубоко, чтобы дать силе заполнить каждый уголок тела и затаиться там до поры.
«Придет время, повоюешь. А сейчас веди себя, как сапер на разминировании».
Картинка, очень яркая и четкая, сразу же появилась перед глазами.
Он стал осторожно перебирать проводки, сплетенные в сложный клубок. Чужие судьбы, прошлое и надежды, страхи и тайны. Поди узнай, какой проводок линии жизни ведет к детонатору. Глупо резать все подряд. Непростительно не тронуть нужный.
Максимов долго размышлял, мысленно ощупывая проводок Карины. Представил, что это хрупкая золотистая ниточка в грубой стальной оплетке. Куда он ведет, с кем контактирует в глубине клубка, никак решить не мог. Чутье подсказало, что резать проводок, навсегда выбросив из своей жизни странное существо в кожаных доспехах, еще рано. Стал перебирать другие, уже известные ему.
«Попробуем поработать через Элеонору, — решил он. — Дай бог, сразу не взорвусь. Но сначала закончим с Кариной».
Одним рывком вскочил с кровати. Надел светлый костюм. Прошел в соседнюю комнату.
На столе его дожидался ноутбук, призывно светился монитор.
Максимов набрал на клавиатуре команды и через Интернет вошел в сервер архивной службы рейхсвера. После войны Германия не прокляла своих солдат. Многие вернулись в строй и составили костяк возрожденной армии. За годы войны полагались дополнительные выплаты и льготы. И их выплачивали всем, независимо от того, на каком фронте, против кого сражался. С таким подходом Максимов впервые столкнулся в Прибалтике, когда ветеранам вермахта и народного ополчения от правительства ФРГ стали начислять и, главное, регулярно выплачивать пенсии. По четыреста долларов бывшему рядовому. Справившись с шоком, он здраво рассудил, что только так можно воспитать новое поколение солдат. Что-. бы твердо знали: в голодной старости не придется проклинать тот день на войне, когда смерть обошла их стороной.
Но сейчас он рассчитывал не на немецкую порядочность, а на знаменитую склонность к порядку. Все воевавшие были учтены в архивах рейхсвера.
Он напечатал: «Schutzstaffel. 1944–1945 № 57958».
Через несколько секунд, получив ответ, Максимов тихо присвистнул.
Если архивы не врут, сломанный кинжал в подвале Карины принадлежал унтерштурмфюреру СС Гансу Барковски, служившему в 1-м батальоне 4-го полка дивизии «Бранденбург» под командованием знаменитого фон Кенинга[23]
. С сорок четвертого года Барковски был прикомандирован к личному штабу рейхсфюрера. Числится пропавшим без вести в районе Кенигсберга.— Не повезло тебе, Ганс, — обронил Максимов, суеверно скрестив пальцы.
В голосе не было злорадства, таких противников, как солдаты дивизии «Бранденбург», его научили уважать.
Он еще не знал, как распорядится этой информацией. Опыт подсказывал, что случайных пересечений судеб практически не бывает. И мертвые очень часто возни кают из небытия, чтобы испортить жизнь живым.
— Поживем — увидим, — решил Максимов. Дал команду запомнить информацию.
Чтобы переключиться на сегодняшний день, взял свежую газету.
Местную прессу поразила та же проказа, что и столичные СМИ. Рекламные объявления заляпали большую часть печатной площади. Между ними, очевидно чтобы газета не считалась рекламной, затесались столбики статей.
Золотые перья провинции живописали жизнь родного края с пафосом партийной печати, несколько подпорченным демократической безалаберностью стиля. Криминальная хроника, как теперь модно, подавалась в ерническом стиле. Максимов считал, что это подло и противоестественно, словно глумливо похихикивать на похоронах. Журналюги, как он заметил, с праведным гневом и пафосной слезой на глазу пишут, когда гибнет свои — брат по цеху или очередной мессия из демократической тусовки. А когда простого человека из электората беда настигнет, получается с усмешкой: мол, а чего вы от быдла-то хотели — живут, как скоты, и мрут бестолково.
За истекшие сутки, как сообщал ведущий криминальной колонки, в городе случились: одна авария на дороге, два изнасилования, захват заложника и сразу три убийства.
О последнем написали подробно: