Оружие Возмездия

Итак, я вяло заступил на пост, кое-как пережил ночь и утро, а днем мне стало плохо. Ну совсем. Я валился с ног, у меня начал дрожать подбородок – верный знак приближающегося обморока. «Плохо дело, – сказал я помощнику. – Надо идти в санчасть». Подышал немного, заставил себя успокоиться и поковылял.

Дежурил в санчасти опять прапорщик, молодой, но с характерными ухватками человека, успевшего слегка повоевать. Это обнадеживало. «Ух, какой ты бледный. Давай-ка тебя померяем». Прапорщик нацепил мне на руку манжету «давленометра» и принялся качать воздух. Стравил. Буркнул: «Не понял». Накачал вновь. Стравил. Удивился. Я тоже. Принцип действия прибора я знал назубок, сам умел пользоваться. Характерных толчков в руке просто не было.

– И куда ты девал свое давление, мужик? – спросил прапорщик, глядя на меня с неподдельным уважением.

– Сколько там?

– Тебе этого лучше не знать.

Понятно. То есть непонятно, как я вобще сюда дошел.

– Что со мной?

– Хватанул инфекцию. Типа ОРЗ. Ты не смотри, что жарко, это случается и летом.

Прапорщик все разглядывал меня. Он видел, что к нему из ББМ явился не абы кто. Слишком длинные волосы. Зеленый, но радикально неуставной галстук, который надо завязывать. Вместо положенного деду кожаного ремня – двуслойный «партизанский». А на кителе я носил один-единственный значок, и тот комсомольский. Прапорщик сделал выводы.

– Значит так, – сказал он. – По-хорошему, надо бы тебе к нам залечь на недельку. Отдохнуть, попить стрептоцид. Но у нас – слышишь грохот? – полы перестилают. Тебе здесь будет… Шумно. Неуютно. Еще тебя наверняка попробуют припахать, а ты, конечно же, откажешься. Будет много ругани. Поэтому думай. Если решишься, оформлю я тебя моментально.

Все было ясно.

– Мне не проблема отлежаться в казарме. Договорюсь.

– Вижу, – прапорщик слегка усмехнулся. – Ладно, сейчас выпишу освобождение от всего на свете и топай, отдыхай.

– Сначала в штаб. Пару часов достою как-нибудь. У меня скоро офицеры по домам расходятся, надо их проводить.

– Ну ты герой, блин! – сказал прапорщик. – Погоди, я тебе кордиамина жахну, чтобы машину активизировать.

Он достал Очень Большой Шприц.

И Очень Длинную Иглу.

Есть мнение, будто все мужчины боятся уколов. Это не совсем корректно. Некоторые мужчины приучаются уколы стоически терпеть, глазом не моргнув. Я из таких. Но прапорщик вооружился действительно Ломовым Шприцем с Нехилой Иглой. Даже сквозь туманящую мозг болезнь я ощутил какое-то, простите за каламбур, нездоровое воодушевление. Захотелось прыгать. В окно. И бегать. Подальше.

– Нихренасебешприц… – сообщил я.

– Ха-ха. СПИДом не болеешь?

– Да вроде нет.

– Подставляй руку.

Ка-ак он мне в правый бицепс… Жахнул!

– Герой, блин, – повторил прапорщик. – Держи справку и береги себя.

Кажется, он еще таблетки дал, не помню уже.

По пути к штабу я почувствовал – кордиамин действует, «машина активизируется». Вползти на третий этаж удалось без перекуров. И помощник сказал, что я уже не так похож на труп сержанта.

Потянулись из штаба офицеры. Мне полагалось стоять у двери и провожать их отданием чести. Но правая рука, уколотая Иглой, отказалась подниматься! Согнуть ее в локте я мог, а задрать к фуражке – никак. До плеча удавалось донести ладонь, максимум. Офицеры шли мимо, кто-то говорил мне «до свидания», с кем-то мы просто обменивались кивками и полуулыбками, затем я обозначал рукой движение вверх… Офицер, уже не глядя, машинально мне козырял и исчезал за дверью.

Помощник сбежал в туалет и там умирал от хохота.

Есть такой чисто солдатский фокус. С пилоткой его показывать не очень удобно, а когда ты в шапке или фуражке, получается легко. Идет тебе навстречу офицер, которого ты не жалуешь, но приветствовать – обязан. Руки взлетают к вискам. Офицер отдает честь. А ты хватаешь свой головной убор и учтиво его приподнимаешь.

Но я-то не хотел ни над кем издеваться! В тот день.

Последним уходил полкан. Ну, думаю, всё. Сейчас с ним распрощаюсь и так засмеюсь… До икоты. Устал сдерживаться.

– Всего доброго, товарищ полковник.

– Угу.

Руку вверх. Полкан козыряет мне. Почти выходит за дверь. И вдруг сдает назад. Увидел.

– Сержант, это как понимать?! – спрашивает он.

Полкан знал нас, как облупленных, и ничего хорошего от такого, с позволения сказать, личного состава, не ждал. Ежедневно он ставил бригаде диагноз: «Служба войск несется архискверно!». Как говорил один персонаж Александра Покровского, флотский офицер: «Матроса куда ни поцелуй, всюду жопа!». Самоходчики из кадрированной бригады БМ, они тоже… Матросы патентованные. Целовать не надо, и так все понятно.

– Виноват, товарищ полковник, у меня рука не гнется.

– Почему?!

Я в двух словах объяснил, ничего не приукрашивая.

– И ты вернулся на пост… – буркнул полкан. – Ну-ну. Ну, до свидания!

Как легко быть героем, когда вокруг раздолбаи, и сам ты раздолбай.