Ось мира. Медынское золото

Имперский маг оказался бойцом не из слабых. Он успевал гасить пламя, насланное огневиком, рассеивать стрелы, а порой и сам бить острым хрусталём, который Ризорх тут же наловчился раскалывать на безвредные обломки. А вот на Буруна и Напаса чародейских сил уже не хватало. Маги нырнули под мост, уничтожив четверых легионеров, охранявших подход со стороны реки. А ещё через мгновение оттуда вылетело облако железных шершней. Их укусы если и не убивали сразу, то причиняли такую боль, что ни о каком сопротивлении речи уже не шло. Сверху донеслись отчаянные вопли. Должно быть, какой–то шершень вцепился и в имперского мага, потому что тот немедленно прекратил бой и всю силу направил на уничтожение воющей напасти. Этого и ждали Бурун с Напасом. Колдовской мёд, что когда–то залил императора, теперь пленил и его слугу, а Напас окончательно лишил имперского мага способности сопротивляться.

Уцелевшие легионеры в панике бежали прямо в руки ждущим зевенам. Живым не ушёл ни один; закон степи строг: убивший парламентёра должен умереть. Это Бессон мог воевать, не подняв бунчука, а потом отпустить набежников восвояси, да и то потому, что не сумели они никакого вреда причинить послу. Степь таких послаблений не знает. Совершил преступление – отвечай полной мерой.

Вновь зевены и лесная рать собрались у моста, но теперь рогатки были сброшены в реку, и ничто больше не преграждало путь. Пленный маг стоял у всех на виду. Как и императора, его не посчитали нужным вязать. Куда он денется, если колдовская сила отнята заклинаниями, а тело надёжно залито невидимым, но густым мёдом?

– Что ты нам скажешь? – спросил Ризорх.

Пленник молчал.

Скор выступил из толпы лучников, подошёл к Ризорху.

– Его я тоже знаю. Это Гайтовий, второй из магов, что ждали нас в горах.

– Ага. – Ризорх кивнул, глядя в лицо наманского аристократа, даже сейчас сохраняющее выражение презрительного безразличия. – Приятеля твоего на кол ты посадил?

– Он пошёл на службу к варварам. Предатель должен быть наказан. Он больше не номей, а раб. Такому место на колу.

– Что же, не возражаю. Это ваши дела, в них мы мешаться не будем. А о чём ты думал, когда напал на нашего посла? Мы не собирались воевать с вами, ты сам ускорил свой конец.

– Вы вошли на наши земли и напали на наши города. Вас следует убивать, как бешеных собак, не вступая в переговоры.

– Ты видел, что мы уходим с ваших земель.

– Это ничего не значит. Варвар, ступивший на землю Нома, должен быть убит или стать рабом. Уйти он не должен.

– Надеюсь, ты понимаешь, что и тебя никто не оставит в живых.

Гайтовий безразлично пожал плечами. Мёд не давал ему двигаться, жест получился замедленным и неубедительным.

Ризорх протянул руку, забрал у Скора нож, показал Гайтовию.

– Когда–то этот нож тебе очень не понравился. Времена переменились, теперь ты должен мечтать о смерти от гардианского ножа. Если ты добровольно раскроешься и отдашь нам свои знания, смерть твоя будет лёгкой. Нет – пеняй на себя.

Гайтовий усмехнулся. Презрительная кривая усмешка, словно не он стоял, окружённый врагами, а они ожидали приговора из его уст.

– Вы не получите ничего и ничего не сможете со мной сделать, потому что я человек, а вы людоеды. Я посадил Атрия на кол, но я не жрал его душу, не взламывал мозг. Такое делаете только вы. Именно поэтому вы не люди. Вы и сейчас набросились на меня стаей, как шакалы на льва, и одолели не силой, а подлостью.

– Может быть, сразимся один на один? – спросил Напас. – Люди отойдут, потом я освобожу тебя, и мы будем биться руки против рук, магия против чародейства.

– Нет, – сказал Ризорх. – Он уже сделал свой выбор. Теперь ему осталось только умереть.

– Но и вы не получите ничего, – повторил Гайтовий. Тело его, залитое в мёд и потому почти неподвижное, жутко напряглось, пытаясь изогнуться, изо рта выплеснулась кровь, голова поникла, упав на грудь.

Магу непросто расстаться с жизнью. Не так давно покалеченный шаман Уйлюк остановил своё сердце и перестал дышать, но спустя полчаса был ещё жив и сумел вернуться в мир, который собирался покинуть. Но тут смерть была явной и несомненной.

– Сердце у него разбито, – скрипучим голосом произнесла Азёра.

Ризорх шагнул, приблизившись к Гайтовию вплотную, вперил взгляд в тело, которое после смерти стало прозрачно для магического взора. Покачал головой.

– А ведь он себе под сердце гардианский клинок вшил. И сейчас им зарезался. Скор, ты не напомнишь, что он просил передать Хаусипуру?

– Что Хаусипур больше не сумеет запрятать его в бронзовую темницу.

– Вот оно как… Это ж до чего они друг друга боялись… Один на себя анагос наложил, другой в собственное сердце нож вставил, чтобы всегда было чем зарезаться. И они себя людьми называют? Пауки они, как есть пауки.

Ризорх немного помолчал, потом спросил негромко:

– Бурун, скажи–ка, если его вот так в меду оставить, сколько он мёртвым простоит?

– Года два простоит. А можно и на подольше сделать.

– Вот и пусть стоит. В назидание тем, кто вздумает на мосту засесть.

* * *