…шли по пятам три барса, лис и медведь,следы мои на бескрайней земле стирая,символы мои засыпая то палой листвой,то снежной тоской, то шерстью линялой;год подгонял днями, свистел, точно плеть.А по уступам нагорья не отставая за намитемным облаком ночью, пламенем днемследовал хитроумный и могучий Хирон.Ведь что-то его побуждало, что-то влекло?Но вот что? – До сих пор тайна: хотел ли онприсоединиться к их мрачной травле или,может, вмешаться, чтобы что-то спасти?!Выяснилось потом, был исполин уставшим,продрогшим в столетних объятьях Борея, —он плелся из любопытства, не думая ни о чем.Следов моих становилось всё меньше,а те, что не поддавались сразу – зиялицветочной раной, не рубцуясь, не засыхая, —их раздавали пряниками с ванилью, корицейпотешные скоморохи, умные и безлицые,зацелованное дурачье.Да, мне странным казалось упрямствонести письмена на стороны света и мракак какому-то мифическому адресату, чье имяя не распознала и не смогла прочесть.Но к чести сказать или, напротив, в проклятиевсе мои стертые литеры-знаки как заклятияпроступили на лбах прожорливой рати.Три барса, лис и медведь и с ними кентаврв своих личных свидетельствах, ранах и тайнахпредстанут теми самыми письменами,что они старательно за мной затушевали,вытесняя из тени тень, высветляя светом свет.«Пока крик не наполнился голосом проявленное…»
Пока крик не наполнился голосом проявленноеосторожничает со способом выражения Текстырастут небоскребами поперек и вдоль теченияязыка Погребенные всходят через тела новыххотя перекодировка истин(ы) сокращает движениеОписания вносят порядок и короткие разряжениячто кормит зрение не всегда настраивает и слухИстория начинается с конца истока око за окоВ сущности испуг был образом неговорения вслухкогда всякая речь отречение течь птичья взвесьТопографическое «здесь» длит «после» в «здесь»не криком но всхлипом не всхлипом так полипомПроявленное себя кажет в пружинящих явленияхсилы среды и созревающего внутри сопротивления«Освоение поверхности сопровождается утратой глубины…»