Осада Ченстохова

— И напугали меня, и заставили заехать в сторону.

— А я повторяю, что вышло хорошо. Вы здесь человек свежий, сделайте мне одолжение, сходите завтра к упрямцам монахам. Я голову теряю с ними, а мне жаль их; давно бы можно было стереть их с лица земли, да милую. Скажите им, пусть перестанут сумасшествовать: вся Польша наша, и они должны сдаться.

— Но, пане генерале, что я с ними сделаю?

— Что-нибудь да сделаете; подтвердите все случившееся, уговорите их: вам они больше поверят, чем другим.

Пан Слядковский странно повел бровями и покрутил усы.

— Ведь в Пруссии все идет как по маслу? Ведь шведы везде взяли верх?

— А как же, пане генерале, а как же? Так, конечно, так, — подтвердил Слядковский.

— Ну! Это-то вы им все и расскажите… Расскажите и дайте добрый совет: пусть сдадутся.

— По правде говоря, я давно знаком с ксендзом Кордецким.

— Тем лучше, тем больше дадут веры. Эй, там! — ударил Миллер в ладоши. — Я позабочусь теперь о вашем приеме и отведу квартиру в Ченстохове.

Стали хлопотать, как бы получше принять пана Слядковского. Когда же они стали расспрашивать его о шведских делах и победах шведского оружия, он и туда и сюда стал разводить турусы на колесах, завираться, путал, врал, а больше все распространялся насчет своего верноподданничества королю Карлу-Густаву. В действительности же он знал очень мало; съездил только по собственным делам в Жулавы, объезжал все военные заставы и выбирал спокойные дороги. Миллер, видя, что Слядковский из части новостей ничего не знает, пожалел даже, что надумал послать его в монастырь, но потом спохватился: пусть, так лучше, увидят свежего человека и от него кое-что услышат, пусть едет!

Калинский предупредительно вызвался ему сопутствовать, но подкоморный вежливо отклонил предложение, заявил, что с глазу на глаз с Кордецким он лучше все обделает.

Первым ушел Вейхард, питая новые надежды, а Слядковского рейтары проводили в местечко Ченстохов, где отвели ему квартиру у Гиацинта Бжуханьского. На утро Миллер должен был прислать за ним, снабдить трубачом и отправить на Ясную-Гору.

Как только подкоморный отделался от шведского эскорта, он просветлел и осторожно стал расспрашивать своего домохозяина. Тот рассказал ему все перипетии обложения, и Слядковский отошел ко сну в значительно лучшем расположении духа.

XIII

С чем явился на Ясную-Гору Слядковский и как справился с поручением Миллера

На следующее утро, 7 декабря, в самый канун дня безгрешного зачатия Пресвятой Девы Марии, приор, в новой рясе, был настроен весьма торжественно по случаю наступления великого праздника. Преисполненный новой надежды, он беседовал со своими приближенными:

— Матерь Божия в день своего праздника пошлет нам бодрость и надежду. Все мы должны поститься сегодня по-старинному, как постились наши деды, сухоядением до вечера. Вечером подкрепимся поджаренным хлебом и глотком пива и будем ожидать наступления великого праздника.

Все тогда и стар, и млад, возложили на себя пост, так что даже в кухнях не разводили огня. Швед неохотно шел по утрам к орудиям и подолгу не просыпался; в монастыре же готовились уже к обороне, когда звук трубы известил о приближении гонца. Это был пан подкоморный Слядковский, которому Миллер предварительно прочел наставление, как и что говорить. Он внушил ему торопить монахов, чтобы они, ради собственной безопасности, поскорей сдавались; а подкоморный клялся своей преданностью Карлу-Густаву и обещал все сделать.

Его провели к ксендзу-настоятелю, немало удивившемуся гостю.

— А вы что здесь поделываете, — спросил он, — неужели также со шведами?

— Если и не по собственной воле и охоте, то по принуждению, отец настоятель. Вчера, представьте, я спокойненько ехал себе из Пруссии в Жулав, где у меня было дельце к панам Весло, когда вдруг перехватили меня шведские рейтары (да накажет их за это Бог) и притащили, точно бродягу, в лагерь.

— Вот вам и друзья шведы! — заметил Кордецкий.

— Расквитался бы я за такую дружбу, да что делать?.. А Миллер, когда меня схватили, приказал, чтобы я как свежий человек, а это будто лучше, ехал к вам и уговорил сдаться… ну, да ведь вы это, верно, знаете.

— Ба! И говорено нам это сотни раз, — ответил приор, — дорогой наш подкоморный, а не споете ли вы нам песенку, получше той, избитой, о Карле-Густаве?

Слядковский осторожно осмотрелся: вокруг стояли пан Замойский, Чарнецкий, двое шляхтичей, три ксендза… Он пожевал губами и не решался.

— Э! Видите… с этими дьявольскими шведами шутить нельзя.

— Нам можете довериться, — перебил Кордецкий, — что нового?

— Может быть, нашлось бы… — с усмешкою сказал Слядковский.

— Говорите же, и смело; а раньше всего садитесь. У нас сегодня пост в честь Божьей Матери: настоящий пост. Но для вас найдется что перекусить.

— А я-то разве не почитатель Святой Девы? — запальчиво воскликнул подкоморный. — Не делайте из меня еретика; я с вами попощусь сухоядением, как все, отче настоятель.

Кордецкий обрадовался, и глаза его сверкнули.

— Эх! Кабы все да всюду шли рука об руку, — сказал он, — да отважно!