Осада Монтобана

Приметив, что благодаря удачной лести он снова вошёл в милость, дом Грело встал и с возрастающим воодушевлением принялся излагать свою комично-вакхическую теорию.

— Когда я нуждаюсь в пылком и убедительном красноречии, то пью бургундское! — вскричал он. — Шампанское придаёт мне блистательное остроумие, люнель — вкрадчивую убедительность, южные вина — смелую восторженность, рейнвейн — дальновидность дипломата. От токайского я говорю, как книга, от кипрского проникаюсь философией древних греков, от орвиетто — макиавеллизмом[9]; сиракузское внушает мне глубокие соображения, ширазское — восточную мудрость. Херес придаёт уму моему особенную живость, а портвейн — основательность, тогда как малага побуждает меня проповедовать с душеспасительным умилением. Словом, каждое вино действует на меня различно, и если я нуждаюсь в двух качествах, соединённых вместе, то вынужден прибегнуть к двум различным сортам, химическое соединение которых в моём желудке производит желаемое действие.

— К великому вашему наслаждению, дом Грело.

— Да, ваше высокопреосвященство, — наивно отвечал капуцин и продолжал с восторженностью: — При моей системе следует наблюдать ещё много других условий. Вследствие постоянного изучения предмета я открыл, что для одной и той же цели я должен прибегнуть к действию разных вин, судя по тому, с кем имею дело, с французом или с англичанином, и даже количество предварительных возлияний определяется свойствами людей, с которыми мне предстоит общение.

— Почему же вы теперь сочли нужным напиться бордосского, дом Грело?

— Чтобы возвыситься до воззрений вашего высокопреосвященства и ясно излагать свои мысли, я должен был почерпнуть вдохновения из двух лучших виноградников Медока.

«Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», — подумал знаменитый министр, чрезвычайно падкий на лесть, однако серьёзных тем он никогда не упускал из вида надолго, даже когда шутил.

— Так вы, вероятно, теперь отыскиваете комбинацию вин, способных придать вам победоносную убедительность, — сказал он, подсмеиваясь над своим собеседником. — Ради ваших будущих приоратов поторопитесь же найти способ заставить Гастона Орлеанского доверить вам то, что он замышляет против меня в настоящее время.

— О! — воскликнул дом Грело с унынием. — Я истощил всё вдохновение моей библиотеки, усиливаясь разрешить эту загадку.

— Вашей библиотеки?

— Для сохранения приличий я заказал порядочное число ящиков, имеющих вид богословских фолиантов и в них держу драгоценнейшие мои бутылки. Увы! Я перебрал их всех до «Summatheologiae»[10] Фомы Аквинского, и всё напрасно, я не мог убедить монсеньора Гастона, что утаивать от меня своего разговора с полковником де Тремом ему не следует.

— Неслыханное чудо! Герцог Орлеанский становится осторожен! А между тем нет сомнения, что он замышляет заговор с тремя сыновьями своего покойного гувернёра. Иначе к чему было собираться в саду ночью, да в добавок ещё и переодетыми?

— Что касается заговора, то он существует наверное, ваше высокопреосвященство, но в чём он заключается — вот главный вопрос.

— Не знает ли этого наш старый знакомый Рюскадор?

— О, это сатанинское отродье скорее даст себя изжарить на медленном огне, чем скажет хоть слово. К тому же он ненавидит вас, монсеньор.

— Да, в отплату за палки. Я засадил бы его за его последние воинственные подвиги, если бы не боялся возбудить подозрение его господина.

— Это было бы то же, что взять под стражу трёх братьев де Трем.

— Совершенно справедливо. Бордосское успешно на вас действует относительно меня, дом Грело. Задержав теперь в Брабанте этих молодых людей, я открыл бы глаза герцога Орлеанского насчёт настоящей вашей должности при нём, так как, кроме вас, никто не мог бы мне донести о ночном совещании во дворце Медичи.

— Ваше высокопреосвященство наконец-то удостоили меня оценить, — сказал смиренно дом Грело.

— Таким образом, — продолжал Ришелье, — наследник трона, не замешанный явно в этом предприятии, нашёл бы для своего вероломного замысла других деятелей, которых нам снова пришлось бы разыскивать, тогда как этих мы знаем и не выпустим из вида.

— Тем более, — заметил капуцин, — что нелепый стоицизм братьев де Трем слишком известен. Никакие пытки и истязания не вырвали бы у них тайны принца, даже в том случае, если бы все трое были в неё посвящены, в чём я сильно сомневаюсь.

— Действительно, — подтвердил кардинал. — Захватить их теперь было бы всё равно что сжечь путеводную нить заговора. Гораздо лучше постараться связать концы и потом проследить её.

— Но как?

— Там посмотрим. Продолжайте ваш отчёт, дом Грело.