Осада церкви Святого Спаса

Через тонкую глиняную стенку до королевского уха доносились шум множества голосов, рост горных растений, потягивание дубов, трубные крики оленей, рев Ибара, а среди всего этого и голоса попавших в беду воинов и кефалии Величко. Несчастные словно тихо попискивали:

– Государь, если еще не поздно, пошли войско…

– Буря помешала нам защитить от безбожников церковь Святого Спаса…

– Благочестивый, заклинаем Всевышним, поспеши к Жиче…

– А нас, недостойных, удостойте!

– Государь, освободи нас из мрака этого глиняного сосуда…

– Собирайте войско, – тихо, едва слышно присоединил к ним свой голос король, потом резко опустил бороду, кувшин упал, на полу остались черепки и изгрызенные бурей голоса.

Государь сербских и поморских земель пал на колени. Среди множества голосов шевелилось пятьдесят душ, похожих на зернышки с крошечными крыльями. Как можно нежнее и осторожнее, двумя пальцами Милутин перенес их одну за другой к себе на ладонь. Потом встал и подошел к ближайшему окну. Там он дунул на крылатые зернышки словами смиренной молитвы:

– Примите их, ангелы, они принадлежали мученикам!

Души сами собой поднялись ввысь. Окружив их, откуда-то появилось ровно столько же горлиц. Небольшая стая, словно отыскав невидимую тропку, взвилась на небеса.

Возле одного из окон дворца в Скопье велико-именитый король приказал опоясать себя мечом. Залов и комнат во дворце было не так уж и много, но их число конечно только тогда, когда у государя кроткий нрав. От разносившихся по всему зданию грозных распоряжений Милутина оно казалось во много раз больше, чем было на самом деле:

– Сокольничие!

– Позвать сюда сокольничих!

– Садовых скворцов разогнать!

– Доставить соколов!

– Я желаю умыть уши их клекотом!

– Сокольничие! Призвать ко мне сокольничих!

Услышав государев голос, дочь его Анна в своей спальне тут же взялась за полотно и молитвы, чтобы подрубить отцу шейный платок. Молитвенные слова сплетались с нитью, а длинные пальцы с подушечками, исколотыми подготовкой к прежним походам, спешили.

Один из пажей, отвечавший за истории, прославляющие государя, отправился поискать в закромах соответствующий рассказ, такой, в котором великоименитый король поразит злокозненного неприятеля и защитит сердце архиепископии.

VII

Перед распахнутым окном, немного ближе, всего в одном дне перехода от монастырских ворот

А немного ближе, всего в одном дне перехода от монастырских ворот, войско болгар и куманов стремительно приближалось к Жиче. Те немногие, что перед ними не бежали, преградить путь походу не могли. Многострашный князь видинский Шишман ехал верхом во главе колонны. Рядом с ним Алтан и Смилец. За этой тройкой выступала тьма-тьмущая конных стрелков и латников, легких всадников, знаменосцев, оружейников и пеших воинов. Потом двигалась тьма советников, водоносов, поваров, целителей, несколько шпионов, яйцекрадов, сплетников, наложниц и скопцов. Через окно нынешнего, вдаль глядящее, отец Григорий мог видеть и сгорбленных сборщиков заячьего помета, на этот раз занятых сбором и уничтожением голосов. Войско надвигалось беззвучно, как немой ужас.

О тисовые ставни другого окна, того, что на нынешнее смотрит вблизи, уже ударялись мелкие камешки, летевшие из-под лютых копыт. Удары были едва слышны, но в глубокой тишине преподобному казалось, что стучит кулаком сама смерть:

– Открывай!

– Открывай, Григорий!

– Напрасно сопротивляешься, поп!

Старейшина монастыря Жича вытянул перед собой крест, а про себя непрестанно повторял: «Сгинь, сгинь…» Но сам хорошо знал, что стук не исчезнет и что самое позднее послезавтра ему придется открыть именно это окно. Порядок нарушать нельзя. Нельзя перепрыгивать через какие-то дни. Такова человеческая судьба.

Девятый день

I

Сцены из дней молодости, сова, покажись

На одной из оживленных столичных улиц среди бела дня под платаном с пупырчатыми листьями, изъеденными грязными дождями, стоит десятилетний Богдан.

– Сова, сова! – кричит мальчик, уставившись куда-то в крону, туда, где на стволе несчастного дерева виднеется кусочек пустоты, глубокое дупло, действительно похожее на дом этой лесной птицы.

– Сова, сова!

Люди проходят мимо, большинство из них вообще не обращает внимания на все это, но некоторые удивленно оборачиваются. Богдан тем временем продолжает упорно звать:

– Сова, сова ушастая, сова умная!

И вот из-за того, что некоторые из прохожих остановились, вокруг дерева и мальчика образуется кольцо наблюдателей, несомненно, довольных неожиданным развлечением. Богдан, закинув голову, по-прежнему кричит:

– Сова, сова, покажись нам!

– Бедный мальчик, – сочувственно качает головой один.

– Неужели ты не знаешь, что совы в городах не живут? Ты, должно быть, прогулял этот урок! – умничает другой с поучительным выражением лица, однако мальчик упорно продолжает:

– Сова мудрая, покажись нам!

Люди сначала улыбаются, потом некоторые начинают смеяться, небольшая толпа веселится, кое-кто начинает весело переговариваться, как будто есть причина для какой-то особой радости, короче говоря, нашелся хороший повод украсить этот напрасный, мертвый день:

– Громче!