Осада церкви Святого Спаса

Однажды на заре, в апреле, перед решающим боем четыре ратника молили Господа о помощи против врагов своих:

маркграф Бонифацио Монферратский и граф Балдуин Фландрский в своих палатках, бесчисленное число раз повторяя Pater noster, не в состоянии скрыться от собственных теней, с опущенными головами и пристыженно отгоняя мысли о принесенном обете освободить порабощенный Иерусалим;

византийский военачальник Феодор Ласкарис в церкви Святой Софии, стоя на коленях и охваченный благословением, прислонившись лбом к снопу утренних лучей, проникавших из восточных окон купола;

Энрико Дандоло в наполненной многоночным мраком и крепко запертой каюте на борту командного судна.

И в то время как трое первых обращались к Господу сокрушенно и долго, дож свел молитву к минимуму, после чего расстегнул свой кошелек с хранившимися в нем словами. Там, на случай, если с ним что-нибудь случится, он оставил послание своему сыну Риниеру относительно того, кто и сколько ему должен, что именно обещали крестоносцы Республике, когда послать внучку к молодому сербскому жупану Стефану, для каких каналов использовать землю того или иного вида… Впридачу, особенно внятно выговаривая слова, он добавил:

– Своему сыну Риниеру, кроме всего сказанного, сообщаю, что выступившее на Иерусалим войско крестоносцев я в полном составе повернул на Константинополь главным образом для того, чтобы завладеть одной чудотворной мантией. Это плащ, который, как сообщил нам некий венецианский дипломат Якопо Гомберто, находится в ризнице василевса уже несколько сотен лет, с тех пор, как его подарил византийским императорам какой-то скифский знахарь, или колдун, или, как он сам себя называл, шаман. Сделанный с варварской примитивностью из птичьих перьев, причем все они разные, а числом достигают десяти тысяч, и с виду ничего особенного собой не представляющий, этот плащ обладает особыми свойствами. Точно известно, что он позволяет летать, защищает от смерти, сообщает владельцу все знания, как доступные людям уже сейчас, так и те, которые откроются им в будущем. Все перья этого плаща взяты от разных птиц, и каждым из них пишется определенное слово в его полном значении. Таким образом, сила, которую может обрести владелец плаща, – безгранична… На этом заканчиваю, так как занимается день. Если я на чем-то остановлюсь, препоручаю продолжить мое дело сыну Риниеру. Anno Domini 1204, дож Республики Святого Марка Энрико Дандоло, собственногласно, на командной галере, с которой рукой подать до столицы Ромейской империи.

III

Gloria in excelsis Deo, et in terra pax hominibus bonae voluntatis

И вот, на рассвете этого апрельского дня враги боевыми топориками перерубили большинство невидимых веревок и канатов, которые держали небо над Константинополем гладко натянутым, а косы волн вокруг защищавшего его волнолома аккуратно заплетенными. Свод резко взвился, пошел складками и покрылся прорехами, как разодранная парчовая накидка, повсюду закручивалась бахрома распустившихся волн, появились дурные знамения – в небе стая угрей, а на морском дне – утонувший птенец двуглавого орла.

Один за другим, один за другим поднялись кресты, вышитые на стягах. Нетерпеливо заблестели латы, щиты и обоюдоострые мечи. Лица исчезли под цилиндрическими шлемами, за забралами с узкими прорезями для глаз, скрепленными для большей прочности металлическими полосками в форме креста. Воцарилось гробовое молчание. Потом зазвучали трубы, фанфары и рога. Начался штурм города.

На суше наступала легкая пехота и тяжелая конница крестоносцев. На воде боевые действия вели неповоротливые бокастые баркасы и подвижные, стремительные галеры. Защитники города под командованием Феодора Ласкариса, военачальника, отличавшегося мудростью и неустрашимостью, держались, несмотря на свою малочисленность, храбро. Трудно было бороться с рыцарями, от их стрел погибли многие из тех, кто занял позиции на стенах, однако еще большую опасность представляли коварные планы венецианцев, особенно те, что родились в голове их жестокого властителя. В соответствии с его замыслом из осадных приспособлений, которые могут выбрасывать клубки огня, ведра известки, камни или облака летучих мышей, на Царьград каждый день падало все больше и больше мрака, сначала мелкого, похожего на пыль, а потом и в виде небольших комков и даже целых кусков наподобие камней. Мало где в ромейской столице день продолжался теперь дольше пары часов. Позже уже мало где и рассветало. Один громадный кусок тьмы потушил никогда доселе не угасавший маяк в царской гавани Буколеон. Против темноты по всем улицам, останавливаясь на перекрестках, форумах, возле важнейших башен и поврежденных штурмом стен, носили чудотворную икону Богородицы Одигитрии, написанную кистью евангелиста Луки. Однако безнадежность возобладала, и будто по воле злого рока император снова повернулся спиной к «царице городов». На этот раз, сохраняя стройность фигуры, но внутренне согбенный под тяжестью нечистой совести, сбежал василевс Алексей V Дука Мурцуфло.