Осада церкви Святого Спаса

Вдруг под мотыгами оказалось что-то очень легкое, похожее на обычный воздух. Туманная завеса рассеялась, и коридор впереди превратился в зал, довольно широкий и высокий. Копальщики тут же поняли, что оказались в пещере, скрытой, видимо, в самом центре облака. С ее пола наверх тянулись толстые несущие колонны с волнистой поверхностью. С потолка свисали тонкие, похожие на сосульки, копья. Большую часть пещеры занимало озеро, наполненное изумительно прозрачной водой, поверхность которой была до хрустальной ясности разглажена вековой тишиной. На самом дне белели стаи рыб и лунно-перламутровые ракушки. Единственный звук исходил от испарения и стекающих капель воды, благодаря которым образовывались переплетения, гроздья, углубления, выпуклости, все узоры и украшения пещеры. Все остальное, даже эхо, звучало как тишина.

Опасаясь что-либо испортить словами, братья молча обменивались радостными взглядами – такого количества воды хватило бы и на несколько месяцев осады. Однако они тут же прекратили зачерпывать ее ведрами, еще не успев толком начать, потому что увидели на самой поверхности, на верхнем водяном блеске, тянущиеся по всему озеру человеческие следы. Отпечатки босых ног, на которых отчетливо различались пальцы и пятка, были слегка вдавлены в блестящую гладь, словно недавно по ней кто-то прошел. Вскоре монахи обнаружили, что следы образуют настоящую тропинку, которая ведет в глубину пещеры, но не посуху, а по воде, по переходящим друг в друга небольшим озерцам.

Перекрестившись, копальщики двинулись вслед за своим любопытством. Правда, поверхность озер их не держала, так что двигались они по этим удивительным следам то по колено, то по пояс, а то и по шею в воде. Пещера оказалась больше, чем это казалось на первый взгляд. Как ни старались строители колодца быть тихими, они все же взбудоражили воду, она начала капать, струиться, разбрызгиваться, и тысячеголосое эхо наполнило все облако. От этих звуков начали меняться и сами залы пещеры, витые столбы пришли в движение, стены начали то сжиматься, то раздвигаться, с потолка стали падать горошины влаги и сосульки, в маленьких озерцах заплескались звуки большого шума.

Всех охватило чувство раскаяния из-за того, что они без приглашения перешли грань человеческого понимания. И уже начали они подумывать о возвращении, как перед ними возник остров, состоящий из песчаного тумана. Но мало того, на этом небольшом кусочке суши находился старец с седой бородой и седыми волосами, глаза его были закрыты, и он, согнувшись, стоял на коленях, молитвенно сложив руки. Хотя не видны были его шевелящиеся губы, хотя по его волосам не видно было, что он дышит, все вокруг него через равные промежутки времени наполнялось звуком молитвенного призыва:

– Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня.

– Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня.

– Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй меня.

IV

Снаружи, между облаком и землей

А снаружи, прямо под облаком, среди парящих в воздухе комьев земли, вокруг церкви Святого Спаса, на кобылах, раздувшихся от одуванчиков, уверенно передвигалось десять куманов. Картина эта была страшной. Захватчики пришпоривали живые меха, на которых сидели, а над их головами сверкали выкрики, обнаженные мечи и искаженные ненавистью взгляды. Беженцы и братья укрылись в двух храмах, в кельях, трапезной, странноприимном доме и остальных зданиях. Одного неосторожного послушника, помощника отца Пайсия, куманы застали на сосне, где он занимался пчелиным ульем. Схватив несчастного, враги на месте изрубили его саблями. Голова с глухим стуком покатилась по земле. Безжизненное тело, из которого продолжали струиться кровь и богоугодные мысли, они за ногу привязали к кобыле и, угрожающе выкрикивая, поволокли, словно падаль, вокруг большой церкви:

– Эй, игумен, видишь? Вот теперь смотри через свои окна!

– Погляди-ка, вон какая тыква в траве выросла – кудрявая, с носом, ушами и ртом!

– Что за чудо, игумен?! Нигде ни ростка не видно, а скоро весь церковный двор начнет плодоносить.

Немногие смогли сохранить присутствие духа. В основном все, объятые ужасом, стенали и рыдали. Лишь кузнец Радак вместе с несколькими монахами пытались защищаться, полной грудью выдыхая воздух, чтобы отогнать парящих в воздухе всадников. Но безуспешно. У куманов были легкие щиты из прутьев, обтянутых кожей, которыми они защищались от действия воздушных струй. Жича походила на зрелое яблоко, вокруг которого вьются осы.

Уже слышались удары топориков по двери притвора Спасова дома. Многие комья земли были разбиты копытами кобылиц. Елки наклонились так, что, казалось, вот-вот упадут. Одно копье влетело через окно кельи и пришпилило к стене слово молитвы. На другом конце монастыря, возле окна странноприимного дома, два кумана пытались завладеть молитвами. Третий приблизился к звоннице и принялся злобно колотить молотом в большой колокол. Надтреснутый звон взвился вверх, но потом надломился, как полет птицы с перебитым крылом, и начал падать вниз…