Осажденная крепость

Сейчас другие времена — как говорится, вода ушла, и обнажились камни. Как и во всех других кампаниях, в этой участвовало три рода людей. Если бы дело дошло до воспоминаний, то невинно пострадавшие, подвергшиеся проработкам, написали бы, возможно, «Рассказ об обиде» или «Рассказ о негодовании». Что касается рядовых исполнителей и свидетелей травли, то они, скорее всего, написали бы «Рассказ о стыде». Одни стыдились бы, что оказались глупцами, не сумели разглядеть надуманность и вздорность обвинений, что пошли на поводу у других и травили хороших людей. Другие (и я в том числе) стыдились бы своей трусости: ведь чувствовали, что творится несправедливость, а побоялись поднять голос протеста и самое большое, на что решались, — не проявлять слишком большой активности. И был еще один сорт людей: прекрасно понимая, что речь идет о нагромождении не вяжущихся друг с другом измышлений, они тем не менее бросались в бой за это темное дело с кулаками, со знаменами и барабанами в руках. Им-то больше всех пристало бы написать «Рассказ о стыде». Очень вероятно, однако, что они не вспоминают о содеянном и стыд их не терзает. Может быть, они постарались все забыть именно из чувства стыда, но скорее — из-за его отсутствия. Люди сплошь и рядом стараются не запоминать неблаговидные и порочащие их поступки, которые проходят через решето памяти и исчезают без следа. Кроме того, стыд делает людей боязливыми, колеблющимися, он мешает им вести суровую борьбу за существование. Ощущающий свою ущербность человек на время, а то и навсегда выпадает из первых рядов. Стало быть, стыд-де — не то чувство, которое надо культивировать, лучше с ним вообще покончить. Даже в древних канонических книгах среди «семи чувств» стыд не значился. А в новое время, когда общественная жизнь становится все более напряженной, это душевное состояние не только бесполезно, но и весьма вредно; не испытываешь его — и ладно, живи себе легко и весело.

В книге «Шесть рассказов о «школе кадров» должно быть семь рассказов. Сегодня, когда объединили свои усилия коллекционеры, антиквары и филологи, поиски неопубликованных и даже ненаписанных сочинений больших и малых авторов становятся одной из быстро развивающихся отраслей литературоведения. Кто знает, может статься, когда-нибудь обнаружится отсутствующий рассказ, и тогда в мире станет чуть меньше недостатков.

Цянь Чжуншу

Декабрь 1980 г.

1. ОТПРАВКА В ДЕРЕВНЮ. РАССКАЗ О РАЗЛУКЕ

Академия общественных наук Китая ранее называлась Отделением философии и общественных наук Академии наук Китая; мы будем просто говорить «Отделение». И я и муж принадлежали к нему — он работал в Институте китайской литературы, я — в Институте иностранной литературы. В 1969 году интеллигенция, включая работников Отделения, проходила «повторное воспитание» силами «пропагандистских отрядов рабочих и армейцев». Весь персонал был сначала «сконцентрирован» в рабочих кабинетах, в каждом из которых жило от шести до десяти человек. Ранним утром делали зарядку, потом начинались занятия — утренние, послеобеденные и вечерние. Спустя некоторое время пожилым и слабым здоровьем было разрешено вернуться домой, вечерние занятия прекратились. Мы с мужем стали жить дома, но уже было ясно, что вместе нам долго побыть не удастся: вскоре нас должны были отправить в деревню, в школу кадров. Местонахождение школы, о котором ходили противоречивые слухи, удалось в конце концов уточнить, но срок отъезда оставался загадкой.

Мы питались каждый в своей институтской столовой, всякий раз выстаивая по полчаса в очереди; готовить дома не было ни сил, ни времени. Контроль со стороны пропагандистских отрядов с течением времени поослаб, так что мы в обеденный перерыв частенько хаживали в ресторан. Там тоже нужно было ждать в очереди, да и приличной еды не подавали, но мы были вместе и могли поговорить.

Третьего ноября я стояла на автобусной остановке у главного входа в Отделение. Гляжу — Чжуншу с группой сослуживцев выходит из ворот и направляется ко мне.

— Подожди немного, сообщу важную новость, — шепчет он мне. Какого рода новость — по лицу не понять.

Когда мы протиснулись в автобус, он открыл тайну:

— Одиннадцатого я уезжаю — меня включили в предварительную группу.

Хотя объявление срока отъезда ожидалось со дня на день, сообщение Чжуншу прозвучало как удар грома. Через несколько дней ему исполнялось — по традиционному счету — шестьдесят лет, и мы условились отметить праздник: вдвоем полакомиться «лапшой долголетия». Вообще-то ее полагается вкушать в день семидесятилетия, но дожить до него мы не рассчитывали. И вот в самый канун юбилея он должен отправляться в дальние края.

— А почему тебя отправляют раньше других?

— Потому что есть ты. У других сложности с семьей, которые они должны сами улаживать, а я могу все оставить на тебя.

Отъезд всего института назначен на 17 ноября, пункт назначения — Лошань в провинции Хэнань.