— Все, о чем вы говорите, я видел сам, — прервал меня Запорожец. — Ничего приятного не могу сказать. Отходим. Этот отход на многих действует угнетающе. Но есть целые дивизии, которые с первых дней войны ведут упорные бои. Отходя, они сдерживают натиск противника и при случае сами переходят в контратаки… Эти дивизии уже имеют небольшой боевой опыт… хотя они и отходят.
От него я впервые услышал похвалу 25-й Чапаевской дивизии, включенной в Приморскую армию.
Я попросил Запорожца для ориентировки ознакомить меня с положением дел на Южном фронте.
Он сказал, что в связи с неудачами, постигшими 6-ю и 12-ю армии, между Юго-Западным и Южным фронтами образовался промежуток, куда прорываются главные силы противника. В стык между 9-й и Приморской армиями севернее Тирасполя также прорвались крупные силы врага. Сдержать их не было возможности.
— Как видите, положение наше тяжелое, — подытожил Запорожец. — Фронта, как такового, нет. Части действуют, как правило, самостоятельно. В штабе фронта неустойчивая связь с армиями, нарушено управление. Я уж не говорю об управлении и связи с частями в армиях. Кроме того, нашему фронту Ставка переподчинила остатки 6-й и 12-й армий, оказавшихся отрезанными от остальных сил Юго-Западного фронта. Это создало дополнительные трудности. Связь с генералами Понеделиным и Музыченко поддерживается только самолетами. Чтобы вывести части из окружения, надо прикрывать их, а на это не хватает сил и средств. Разрешения же на последовательный отвод войск не получено, как не получено и резервов.
Запорожец хорошо отозвался о действиях бронекатеров Дунайской флотилии, которые не только успешно прикрывали наши переправы, но и срывали попытки противника переправиться на левый берег Буга в районе Вознесенска.
В конце разговора Запорожец сообщил мне, что получена директива Ставки: «Одессу не сдавать, а оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот». Эта задача возложена на Отдельную Приморскую армию. Командующим назначен генерал-лейтенант Г. П. Софронов, членом Военного совета — начальник политуправления фронта дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин.
Когда снова зашел разговор о Николаеве, я сказал Запорожцу, в каком трудном положении находится военно-морская база, и не успел попросить помочь базе, как он опередил меня:
— С оружием дело плохо. У нас большие потери. Фронт не может ничего выделить… Ничего…
Ночь прошла беспокойно. Авиация врага опять бомбила город. Лучи прожекторов метались по темному небу, разыскивая воздушного противника.
В день моего отъезда в Одессу я с огромной радостью узнал о славных делах летчиков 9-го истребительного авиаполка: за трое суток они в неравных боях сбили 19 самолетов противника, из них 9 «хейнкелей». «Бои только начинаются», — подумал я.
«Объявляется на осадном положении»
Опять, как и по дороге в Николаев, по направлению к Одессе мы не обогнали никого. Никто не обгонял и нас. Все шло на восток. Навстречу нам шли машины, тягачи с орудиями, повозки, встречались беженцы, толкавшие впереди себя тележки со скарбом и детьми.
Не доезжая села Нечаянное, мы увидели на обочине дороги обгорелые грузовики. Рядом лежали поломанные повозки и трупы лошадей. Вблизи дороги виднелись воронки от бомб, а чуть поодаль от них — свежий холм братской могилы.
Не успели мы выехать из Нечаянного, как над головой с воем и пулеметным треском пролетели «мессершмитты», обстреливая все, что двигалось. Воздушные пираты хозяйничали на дорогах.
В десяти шагах послышались стоны раненых. Мы остановились. К машине подбежал красноармеец.
— Санитарный пакет! — крикнул он.
Мы с Григорием отдали свои санпакеты и продолжали путь к Аджалыкскому лиману.
В Одессу въезжали уже под вечер.
Я был в городе впервые и очень обрадовался, когда на повороте у пропускного пункта к машине подошел командир в морском кителе и, поглядев на мои знаки различия, спросил:
— Бригадный комиссар Азаров?
Я подтвердил.
Это оказался помощник начальника политотдела Одесской военно-морской базы по комсомолу — политрук Симонов. Комиссар базы поручил ему встретить меня и провести в штаб и политотдел, которые перебрались с Торговой улицы, где размещались в мирное время, на 411-ю береговую батарею.
— Где начальник политотдела? — спросил я.
— В отъезде, — как-то нехотя ответил Симонов. — Мы его редко видим.
У входа в штаб я познакомился с капитаном 1 ранга Ивановым.
— Начальник штаба Одесской военно-морской базы, — представился он.
Я попросил его проводить меня к командиру базы.
Перед отъездом в Одессу я познакомился с личным делом контр-адмирала Жукова и узнал, что он участвовал в гражданской войне, воевал в Испании, был награжден орденами Ленина и Красного Знамени, плавал на Балтике, командовал кораблями, а в конце 1988 года был назначен командиром Одесской военно-морской базы.
Когда мы с Ивановым вошли к нему в кабинет, Жуков разговаривал по телефону. Закончив, подошел ко мне и, поздоровавшись, спросил:
— Как дорога?
— Военная.
— Бомбит?
— Бомбит.
— Николаев будем сдавать?
— Не ясно… Оружия маловато.