Осень

Бондарь Александр Осень

Бондарь Александр

Осень

(Сентиментальная зарисовка. Почти по Паустовскому.)

Вот, и осень пришла. Давно уже полиняли флаги. Ветер яросто рвёт листовки с проклятиями в адрес новых властей. Холодает. Скоро зима...

Ещё до рассвета, одевшись потеплее, оставляю свой уютный подвал. Осторожно переступаю через мужчину, что лежит здесь ещё с прошлого понедельника, и выхожу на воздух. Благодать! Тихо мерцают своим ледяным светом звёзды. Утренний морозец весело щиплет лицо.

В это холодное утро я иду по окурки. Что сделаешь - надо на зиму запасаться. Знатоки этого дела знают: лучше идти теперь, до рассвета - к обеду всё соберут другие. Запахиваю поплотнее пальто. Оно у меня хорошее, тёплое; ничего, что не новое: я нашёл его в прошлом году за контейнерами.

Люблю ночами бродить по пустым улицам. Тихо кругом. Только стукнет чуть слышно где-то вдалеке одиночный выстрел, прострекочет ему в ответ свою незатейливую песню Калашников, потом донесётся откуда-то сдавленный крик застигнутой в подъезде женщины... И снова тихо. Только бродяга-ветер, которому не спится почему-то в эту безлунную ночь, носится неугомонно по вымершим пустым улицам, играя кучами прошлогоднего мусора и беззвучно перебирая волосы у лежащего на тротуаре милиционера.

Вижу издалека ещё: языки пламени весело пляшут над стенами, крышей чьего-то кафе. То-то удача! В такой холод и погреться! Спешу туда. Протягиваю к огню озябшие пальцы. С наслаждением чувствую, как тонкими струйками разливается по телу тепло.

Но время идти: уже рассветает. Чтобы чуть скоротать дорогу иду через вдоль и поперёк перекопанный школьный стадион. На турнике висит пожилой мужчина в спортивном костюме. Подхожу ближе... Холодный уже. Давно висит.

...Ну вот, я и на месте. Городской парк культуры. Днём тут собираются местные гомики и оставляют после себя много окурков.

Уже рассвело. В кармане у меня лежат четыре бычка и кем-то надкушенное яблоко - то, что собрал по дороге. Но главное начнётся сейчас.

Медленно иду по газону, осторожно перебираю ногами опавшие листья. Тут надо смотреть в оба. Вот - краешком выглядывает из-под сухого листа жирный бычок. Хитро так на меня смотрит. Иной не заметит, мимо пройдёт. Ан, нет! У меня глаз намётанный. "Что, брат? - Говорю ему. - Спрятался и думал - всё, не увижу, значит?.. Не-ет, брат!" Беру его аккуратно за тонкую талию, бережно опускаю в бездонный карман.

...Ну, вот, пожалуй, и всё. Пора и домой, отсыпаться. Весело шелестят листья над головой. Карманы у меня тяжёлые. Чего здесь нет только! Даже пустая бутылка. Вобщем, на сердце тепло.

А улица принарядилась, словно бы к празднику: разноцветные лохмотья висят тут и там на окнах. Далеко раздаются голоса осеннего города. Вот, где-то рядом совсем пищит Юра Шатунов, а вон - слышно, как стонет Вадим Казаченко. Издалека доносится звонкая трель Марины Журавлёвой.

Краснодар, 1991 г.