И снова наш Кийр бредет по деревне Паунвере, он готов пойти на любые ухищрения, лишь бы отыскать добрый совет. Тут и там в каком-нибудь придорожном домике приподнимается угол занавески — на него смотрят, словно на какую-нибудь ходячую комедию, а стоит зайти в дверь, — сразу сделают приветливое лицо и встретят тебя, как желанного гостя, как крестного отца. Отвратительная деревня! Ох, если бы удалось убраться куда-нибудь подальше отсюда! У всех тут жизнь ладится, кроме него одного. Да и что говорить о деревне, когда ему не дают покоя даже дома. Что толку и от того, что он посещает церковь и молится Богу, иной раз даже весьма прилежно? Правда, частенько к молитве примешиваются и посторонние мысли, но ведь, ну да … А что, право, если завернуть сюда, в этот самый погребок друзей, поглядеть в кои-то веки, что они там опять поделывают, разведать, не пущен ли о нем снова какой-нибудь вздорный слушок? Нет, они в глаза-то ничего не скажут, но ведь и из обиняков можно одно-другое понять.
Странным образом в этот день в так называемом погребке друзей и добрых соседей нет никого, кроме самих хозяев и какого-то человека, не из Паунвере. Кийр словно бы… когда-то где-то видел этого господина с маленькой полукруглой бородкой, скулы у него первобытно выдаются, а речь до того ладная да складная — не хочешь, заслушаешься, хоть ты и в мрачном настроении. Чужой господин разложил на заляпанном столе всякие извлеченные из довольно объемистого рюкзака вещицы: зажигалки, иголки, наперстки, ножи, вилки, складные и перочинные ножики и… да где ж нам перечислить все эти предметы!
— Ог-го-о! — Почесывая себе икру, чужак бросает на Кийра снизу вверх проницательный взгляд. — Кого я вижу! Присаживайтесь, возможно, и вам тоже что-нибудь приглянется из этих вещиц? Неужели вы и впрямь меня не помните? Киппель! Предприниматель, не то, чтобы вовсе прогоревший, но, скажем, на полпути к тому… как вам в данный момент приятнее думать. Присаживайтесь, прошу, поближе, побеседуем немного.
Да, да, конечно же, теперь Кийру вспоминается некое давнее время, в особенности одна зимняя ночь, тут же, неподалеку от Паунвере, где…
— Вы что… продаете это? — спрашивает он. — Я к тому, что… пожалуй, я и впрямь куплю что-нибудь, но почему вы вышли со своим товаром в такое неподходящее время? Зима настала, дорога ухабистая, а снега вроде бы и нет вовсе, ходить сейчас — никакого удовольствия.
— Господин Кийр! — произносит предприниматель Киппель с такой значительностью, что даже таракан останавливается на кухонной плите и слушает, что последует дальше. — Господин Кийр! Вы либо уже не желаете меня понимать, либо, действительно, не понимаете: но невзирая на все дорожные ухабы, я все же тот самый Киппель, бывший управляющий торговлей Носова. [15] Именно теперь самое подходящее время ходить по деревням со своим товаром. Что вы хотели сказать? Не горячитесь — это вредит здоровью.
— Да чего там …
— Позвольте, господин Кийр, вы — известный человек через своего друга и соученика по школе Лесту, позвольте мне немножко дополнить свои слова. Позвольте мне… Ну да, именно теперь самое подходящее время. Сейчас канун Рождества, народ сидит по домам, денежки в кармане, именно теперь — самая торговля. В канун Рождества играют свадьбы, молодым нужны ножи и вилки, а кому же я продам свой товар летом, когда народ в поле и на покосе? Да, верно: ходить трудновато, зато все хуторяне дома — кое-что берут, не отрицаю. Выгляньте-ка на улицу, господин Кийр, снежинки падают… очень возможно, и вы тоже что-нибудь купите.
— Непременно. Но, господин Киппель, вы теперь обошли все поля и тропы… вы случаем… не видели?.. Одним словом, я готов вместе с вами шагать по этим ухабистым дорогам, и даже помогу вам нести ваш рюкзак. Пойду! Дайте мне вашу руку!
Ну как же, всеконечно!
Но друг-приятель, такой-растакой должен еще раз получить от своей дорогой жены отменный нагоняй, нахлобучку, вздрючку, а затем…
А затем Кийр отправится вместе с Киппелем знакомиться с поселенческими хуторами Эстонии.
Однако до этого Кийр все же должен побывать дома отнести весть домашним, что он снова пускается в путешествие, не то его, чего доброго, начнут разыскивать с полицейскими.
— Это само собой! — сразу же соглашается Киппель. — Я пойду вместе с вами, а у себя дома вы, может быть, и выберете из моего товара, что вам придется по вкусу. Как я вижу по кольцу, вы женаты, так что и жена поможет выбрать, естественно, у дам могут быть особые желания.
— Да, да.
Теперь настроение Георга Аадниеля уже и наполовину не такое кислое, каким было еще совсем недавно: теперь у него, по меньшей мере, есть перспектива найти поселенческий хутор. И главное: он уже не один в этом проклятом круге, из которого не видел никакого выхода. В обществе предпринимателя Киппеля он наверняка разорвет этот обруч, этот круг, который, того и гляди, мог и вовсе удушить и его тело, и его душу.
— Так, — говорит Георг Аадниель, едва переступив порог родного дома, — теперь выкладывайте свой товар, господин Киппель, тогда продолжим разговор.