Осень

— Я вообще больше не скажу тебе ни одного слова, — огрызается разъяренный Йорх, — а пойду в корчму; накачаю их, дьяволов как следует — поглядим, что из этого выйдет. Я поездил по России и знаю, что в таком случае говорят русские: не подмажешь — не поедешь. Вот я пойду и подмажу этих уполномоченных так, что небесам жарко станет. Ничего, эдак не разорюсь. Свиное г… с опилками!

— Ну да-а, — растягивая слова, произносит Бенно с портновского стола, — только смотри, не вымажься этим свиным добром.

— Это не твоя забота, ты, швабра! Поди постригись — глянь в зеркало, как ты выглядишь! Чучело гороховое! Скажи-ка, поганыш, когда ты в последний раз чистил зубы?

— А что, зубы тоже надо постричь? Тогда уж лучше ты постриги свой язык, чересчур острым стал у тебя этот инструмент.

— Оболдуй!

— Это я слышу сегодня уже не первый раз; удивительно, что ты при своей необыкновенной мудрости не нашел для меня за это время какого-нибудь другого почетного звания. У самого в кармане украденные у казны деньги, а еще и похваляется! Стыдно тебе должно быть. Неужели ты и вправду считаешь, будто мы твою службу тряпичником принимаем всерьез? Не принимаем! — Бенно качает головой, сидя спиной к брату, — Не принимаем! Я хоть и молод, но столько-то почитания и еще кое-чего другого по отношению к матери и отцу у меня есть, чтобы не оскорблять их на каждом слове.

— А что ты делал, когда ходил в школу, ты, прохвост?

— Это было тогда, но теперь — это теперь! К одному разум приходит в голову с годами, а у другого, наоборот, исчезает.

Итак — заседание уполномоченных в паунвереском волостном правлении …

Но еще до его начала волостной служитель, иначе посыльный, Якоб Тюма, отдает своей жене распоряжение приготовить сегодня к завтраку что-нибудь позабористее, или вроде того, — поди знай, сколько времени продлится заседание и выберет ли он минутку пообедать.

— Ишь ты, — усмехается госпожа Тюма, — сегодня заседание, это мне известно, а вот что за фрукт это твое позабористее, я запамятовала, Однажды ты и впрямь просил что-то похожее, но мне уже не вспомнить, что именно,

— Не придуривайся! — произносит супруг серьезно. Приготовь, пока я расставляю в зале скамейки.

— Хорошо, а что именно?

— Поджарь ветчину и залей яйцом — это достаточно забористо и очень хорошо идет под кофе.

— Ах, та-ак! — произносит, растягивая слова, госпожа Тюма.

— Да, так, — ворчливо говорит глава семьи, выходит из своей квартиры, пересекает прихожую и вступает в так называемый судебный зал, как именуют это помещение по старинке, невзирая на то, что теперь здесь происходят, главным образом, заседания иного порядка. В одном из углов зала помощник волостного секретаря, молодой человек по фамилии Сярби, устроил нечто вроде филиала канцелярии, ибо незачем по каждому пустяку беспокоить самого господина секретаря, если вопрос можно решить тут же, на месте.

Когда Тюма заходит в зал, помощник секретаря оказывается уже на своем посту, перебирает какие-то бумаги на крохотном столике.

— Доброе утро, молодой господин!

— 3драсьте, здрасьте, господин здешний домовой! — дружески кивает Сярби в ответ. — Как идут дела?

— Ничего идут, знай подстегивай, — говорит служитель, тогда как мысли его заняты жареной ветчиной с яичницей.

— Хо-хо, черт побери! — Секретарь откидывает на положенное ей место прядь своих белесых волос. — Кого же это вы собираетесь подстегивать?

— Там будет видно … — «Домовой» пожимает плечами. Но теперь ему и впрямь придется немного помешать молодому человеку. Перво-наперво надо подмести пол, затем расставить, как положено, скамейки — сегодня совещание уполномоченных.

— Скамейки — еще куда ни шло, хотя заседание пройдет как-нибудь и без того, а уж пол мести — глупость.

— Как так?

— А то — не глупость? Придут сюда в грязных сапожищах, нанесут слякоти, и потом все равно придется делать уборку.

— Так-то оно так, но я все же немного пройдусь метелкой.

— Пройдитесь, пройдитесь, вольно вам напускать на себя важность. По мне, хоть вымойте этот пол, навощите и отполируйте.

Служитель, он же домовой, споро заканчивает свою работу.

— Так, — говорит он, — теперь я на время оставлю вас в покое. Теперь надобно …

Дальше он не продолжает — зачем говорить о вкусном завтраке, если это не относится к делу.