Осень

— Брат! — растроганно позвал Цзюе-минь, которого начинала трогать искренняя забота брата, хотя ему и казалось, что его опасения излишни. К тому же они придерживались противоположных взглядов — между ними была глухая стена, — и Цзюе-минь не мог согласиться с образом мыслей брата и его отношением к жизни. Сочувственно глядя на Цзюе-синя, он попытался мягко успокоить его:

— Не стоит беспокоиться за меня — я не сделал ничего, что было бы опасно для меня.

— И ты еще говоришь, что это не опасно? Ты сам не понимаешь этого. Я старше тебя и больше видел в жизни. Пусть даже вы не делаете ничего из ряда вон выходящего, они вам все равно этого не спустят, — еще больше разволновался Цзюе-синь. Немного успокоившись, он вновь умоляюще обратился к брату: — Прошу тебя, Цзюе-минь, не ходи больше в редакцию. Какой прок от ваших действий? Только наживете себе неприятностей. Должен же ты хоть немного разбираться в том, что происходит в городе. Стоит только вызвать недовольство властей, как можно ожидать чего угодно. Недавно в газетах сообщалось о том, что в Ханьжоу хватают рабочих, студентов. Не доставало еще, чтобы и у нас…

— Но мы только и делаем, что выпускаем газету. Ничего опасного в этом нет, — поспешил перебить брата Цзюе-минь, видя, как сильно тот страдает. Но на этот раз это была только наполовину правда — вторую половину он утаил.

— Это вы считаете, что ничего особенного не делаете, а они думают не так. К тому же ваша газета часто прохаживается насчет старых сил и задевает многих людей. Я действительно опасаюсь, что в любой момент может что-нибудь случиться, — волновался Цзюе-синь.

— Но мы очень осторожны, — тут же подхватил Цзюе-минь.

— От вашей осторожности пользы мало, — еще больше разволновался Цзюе-синь, — так как вы за все беретесь очень горячо. А что происходит в стране, в обществе, в сознании людей — до этого вам нет дела.

Он так сдвинул брови, что на лбу появились морщины. Тень печали легла ему на лицо. Он видел решительный взгляд Цзюе-миня и понимал, что слова его пропадают зря. На лицо набежала тень, глаза потухли. Но он попробовал еще раз воззвать к разуму брата:

— Твоих идей, твоих убеждений я не касаюсь. Я прошу тебя только об одном: выслушай меня ради уважения к нашему умершему отцу и матери. Пока тебе еще нужно учиться — прекрати временно свою деятельность, не участвуй ни в каких организациях, не пиши статей в газете. — И тут же быстро прибавил: — Но, если хочешь, можешь сам заниматься исследованием этих вопросов.

Цзюе-минь закусил губу и не ответил. «Я все знаю, — думал он, — и, пожалуй, не меньше, чем ты. Тебя я слушать не буду».

Не дождавшись ответа брата, Цзюе-синь потерял последнюю надежду. Он знал, что решимость Цзюе-миня поколебать нелегко. Но он сделал еще одну попытку:

— У меня только два брата — ты и Цзюе-хой. Он в Шанхае безусловно вступил в какую-нибудь революционную партию. Я постоянно волнуюсь за него. Писать ему бесполезно — он же не послушает меня; придется предоставить все судьбе. Теперь и ты хочешь пойти его дорогой. А что буду делать я, если с вами что-нибудь случится? Отец перед смертью оставил вас на меня. Как я на том свете взгляну ему в лицо, если не сумею уберечь вас? — Глаза его наполнились слезами, он не вытирал их, а все говорил, говорил. Под конец он уже умолял: — Ну, брат, хоть на этот раз послушайся меня, Пойми, что я думаю только о тебе.

Цзюе-минь пытался подавить сострадание, начавшее было овладевать им. Он не хотел показаться хоть немного слабым. Он боролся с собой. Борьба эта требовала усилий, но он все же вышел из нее с победой.

— Я понимаю твои чувства ко мне, Цзюе-синь, — с горечью, но все так же решительно произнес он, — и могу только благодарить тебя за них, но согласиться с тобой я не могу. Я пойду своим путем. Я знаю себя, конечно, лучше, чем ты. Наши воззрения слишком различны, и ты не поймешь меня.

— Не так уж они различны. Я очень хорошо понимаю тебя. Это ты не понимаешь меня! — возразил Цзюе-синь, начиная сердиться. — Я также ненавижу старые силы и люблю новые идеи. Но что вы можете противопоставить сейчас старым силам? Хотите пробить лбом стену? Только зря пожертвуете собой.

— А когда же в таком случае это можно будет сделать? Когда каждый будет стоять в стороне и никто не захочет пожертвовать собой? — спросил Цзюе-минь, еле сдерживаясь.

— Жертвы нужны тогда, когда они оправдываются. А ведь до тебя очередь пока не дошла! — горячо возразил Цзюе-синь. В этот момент на электростанции пронзительно и протяжно завыл гудок.

— Не стоит так переживать, Цзюе-синь. Ведь, по сути дела мы еще ничего не сделали. Что уж тут говорить о жертвах, — мягко успокаивал брата Цзюе-минь, чувствуя, как между ними растет отчужденность. Эта отчужденность выводила его из душевного равновесия, он хотел сказать что-то еще, но появившиеся в это время в комнате Шу-хуа и Цуй-хуань помешали дальнейшей беседе братьев. Поспешное появление девушек и их вид говорили о том, что произошло какое-то несчастье.

— Цзюе-синь, — с тревогой обратилась к брату Шу-хуа, — Цянь-эр плохо!