ВОСПОМИНАНИЕ: «Мне всегда казалось странным видеть среди наименований достаточно мирных объектов, таких как здание Верховного Совета или Московский государственный университет на Ленинских горах, чисто уголовное «зона». Кто-то, когда я еще учился в МГУ, рассказал мне историю о том, что названия типа «зона» пришли со времен строительства университета, в котором якобы принимали участие заключенные. Так ли это или это досужий вымысел, своего рода легенда, я не знал. Но факт оставался фактом — наименование «зона» стало в МГУ привычной, даже естественной. «Я пошел в зону Б», «Надо пройти через зону В» — говорили студенты, аспиранты и преподаватели. И всем было понятно, что это. Поэтому я особенно не удивился, что здание Дома Советов было, также как и МГУ, разбито на зоны». (
Вопрос с дислокацией опергруппы решился неожиданно быстро. Дело в том, что на четвертом этаже уже разместилась следственная бригада Генеральной прокуратуры, которая начинала расследование событий 3–4 октября. Следователи, их было несколько человек, заняли два больших смежных кабинета неподалеку от лифтового холла.
— Да, мы тут уже все просмотрели, пока нашли себе кабинет! В общем, они все приличные, по существу, не пострадали от обстрела. Занимайте любой, рядом будет веселее! Ключи найдете в ящике у поста охраны в цокольном этаже, — добродушно подсказал один из следователей, к которому Орлов обратился за советом.
Действительно, буквально через пару кабинетов по коридору обнаружился небольшой, но уютный кабинетик, в котором стоял письменный стол с двумя телефонными аппаратами, книжный шкаф и двухъячеечный сейф, именно такой, какой был нужен опергруппе. Все в кабинете создавало впечатление, что хозяин вышел на минутку, а потом почему-то не вернулся. На столе лежала стопка рабочих документов, письменный прибор с вставленными в него ручками, в пластмассовом поддоне — чистая бумага, бумажки для записок в виде кубика, несколько шариковых ручек. Правда, совершенно не соответствовали «бюрократическому» характеру кабинета несколько противогазных сумок, аккуратно сложенных в углу.
Сейф был полупустой. В нем находились лишь телефонные справочники, несколько бланков одного из комитетов Верховного Совета и… наполовину початая бутылка армянского коньяка со стопкой, на дне которой виднелись застывшие разводы от наливавшегося в нее благородного напитка.
— Вот это да! — воскликнул Юра Спирин. — Петрович, теперь не пропадем! Сегодня же и отметим начало нашей работы, а?
Андрей строго посмотрел на товарища и, обведя взглядом всех присутствующих, неожиданно резко сказал:
— Сейчас не до этого! Да и вообще, думаю, введем здесь сухой закон. Чтобы к нам не было никаких претензий…
— Петрович, ты что! — прервал его Спирин. — Мы же загнемся в этой холодрыге! Знаешь, какие сейчас вечера холодные! А здесь, между прочим, еще не скоро будут топить! И без рюмки здесь никак нельзя! Хочешь, чтобы все слегли?!
— Ладно, Юра, не дави! — раздраженно ответил Орлов. — Пока мы еще не наработали на рюмку!
Орлов подошел к окну, из которого открывался вид на прилегающий к западному крылу Белого дома сквер и серый жилой дом сталинской постройки. В стекле в двух местах зияли круглые отверстия от пуль с расползающимися в стороны мелкими трещинками. Андрей попытался проследить взглядом возможную траекторию пули и увидел рваное отверстие в потолке. Пробив декоративные панели, смертоносный кусок железа застрял где-то там наверху среди сплетения электрических кабелей и металлической арматуры.
— А телефоны-то не работают! — Подняв трубку, Жуков пощелкал по рычажкам сначала одного, а затем другого аппарата.
— Конечно, ведь связь отключили еще в сентябре.
Андрей заметил на стене календарь с изображением Кремля. Ползунок даты замер на 25 сентября. Это, наверное, был последний день, когда хозяин кабинета, установив дату, вышел из него, чтобы не вернуться сюда. Возможно, уже никогда.