Осень 93-го. Черные стены Белого дома

— Понимаешь, Петрович, мне тут работяги кое-что рассказали. Мы осматривали кабинеты на десятом этаже. Рядом — туалет. Вонища, ты себе представить не можешь!

Воды-то нет! И все загажено! Смотрим, там крутятся двое мужиков, сантехники, наверное. Мы подошли к ним, разговариваем, расспрашиваем, то да се. Сначала они как-то мялись, а потом, когда я им показал удостоверение, разговорились. Про документы они ничего сказать не могли, просто не обращали внимания на то, что лежит под ногами. Но одну важную деталь сообщили. У них, говорят, работает парень один, такой, немного с прибабахом.

— С чем? — переспросил Орлов.

— Ну, чокнутый немножко.

— И что?

— Так вот, ребята заметили, что он, всегда такой ленивый, медлительный, вдруг стал ходить по всем этажам, смотреть, где бы что починить. Они посчитали это очередным чудачеством. Но сегодня днем вдруг заметили, что у него сумка топорщится от чего-то. Они думали, что он раздобыл где-то пару бутылок водки или вина. А когда подошли вплотную, увидели — там конверты и служебные бумаги. Они спрашивают его: «Леня (его Леонидом зовут).. Леня, ты ничего не перепутал. Ты сантехник, а не почтальон. Он ничего не сказал и ушел.

— Ну и как этот Леня все объяснил?

— А они его больше не видели. Завтра, наверное, спросят. А мне все-таки рассказали. Говорят: «Может, это по вашей части. Хотя, вряд ли, он же чокнутый!»

В девятом часу Орлов свернул всю работу в Белом доме. Распрощавшись у восьмого подъезда, все отправились каждый в свою сторону. Двадцать первая черная «Волга», выделенная Орлову по указанию Филатова, была уже здесь. За рулем сидел симпатичный парень в светлом свитере. В его глазах чувствовалось сильное напряжение, граничащее с испугом. Дело в том, что машина эта еще несколько дней назад обслуживала одного из известных депутатов, бывшего секретарем Комитета по делам инвалидов, ветеранов войны и труда. Депутат этот был в рядах, близких к Руцкому, сейчас, как говорили, находился не то в следственном изоляторе, не то под домашним арестом. Во всяком случае, он ждал своей участи. А его водители оказались не у дел, не знали, как сложится их судьба, где они будут работать, чем заниматься.

Всю дорогу до дома Орлов молчал. Водитель, о котором Андрей знал, что его зовут Сергеем, тоже был неразговорчив. Когда машина отъезжала от Белого дома, Андрей обратил внимание на вереницу самосвалов, стоящих вдоль северной стороны здания, куда выходили восьмой, четырнадцатый и двадцатый подъезды и где были выезды из подземного гаража и внутреннего двора. Их кузова были полностью загружены обломками стенных перегородок, деформированными потолочными плитками, железной арматурой, сломанной мебелью, грязными и изодранными тряпками, бывшими когда-то гардинами или коврами.

«Неплохо было бы организовать контроль за вывозом мусора», — подумал Орлов, но тут же отбросил эту мысль, поскольку ни людей, ни технических средств у него для этого не было. Когда машина поворачивала на Рочдельскую улицу, Орлов еще раз окинул взглядом громаду Белого дома, которая, несмотря на свою черноту, выделялась на фоне темного неба. Верхние этажи «стакана» зияли зловещими глазницами выгоревших помещений, а этажи нижней части здания, стены которой сохраняли следы обстрела из автоматов и пулеметов, казались остовом поверженной крепости. То, что раньше Андрей видел только в кино и по телевизору, да еще среди развалин на пустырях Калининграда, именовавшегося когда-то Кенигсбергом, теперь предстало перед ним воочию. Да притом в самом центре Москвы! Это казалось невероятным, как, собственно говоря, и все то, что происходило здесь двумя неделями ранее.

* * *

Несмотря на то что Ельцин категорически отказался устанавливать прямую линию связи с блокированным Домом Советов, что ему предлагали Филатов и Степашин, пойти на переговоры с неподчинившимся его указам парламентом ему все-таки пришлось. И делал он это под давлением обстоятельств. Конечно, сказалась, прежде всего, миротворческая позиция Патриарха Алексия, который в своем обращении 29 сентября призвал к благоразумию всех участников конфликта.

ДОКУМЕНТ: «Россия стоит на краю пропасти: или остановится падение, или России грозит распад, за который нас проклянут будущие поколения.

Противостояние у Дома Советов в любой миг может взорвать хрупкий мир.

Слезно умоляю: не совершайте кровопролития, не пытайтесь решить политические проблемы силой.