Осень&Детектив

– Мы ушли, Слава. Все прошло ок. Соседей не встретили. Спасибо тебе. Можешь возвращаться домой. Насчет следующего раза договоримся. Извини, убрать не успели.

– Да ладно, – сказал я.

Интересное кино получается. Теперь мне будут говорить, могу ли я ехать домой. Ничего страшного, конечно. Даже наоборот. Я почувствовал себя свободным. Хорошо человеку, которого дома не ждет ревнивая жена, а между делами не надо тащить в чужую квартиру истеричную и наверняка тоже ревнивую Птичку.

В тот вечер моя квартира встретила и меня, как постороннего. Незнакомый дух, две чужие бутылки из-под вина. Одна пустая, в другой что-то плещется. Тарелки с остатками еды. Кровать со смятым бельем, в тумбочке две бумажки. Моя мама ни за что не поверила бы мне, если бы я сказал, что за день два раза поменял постельное белье. Теперь придется тащиться в прачечную. Но я, само собой, никогда не назову маме причину. Сам не знаю, почему мне было так неприятно. Люди знакомые, симпатичные, чистоплотные. Я – не самый брезгливый человек. Просто непростое это ощущение: у тебя перед глазами чья-то вывернутая наизнанку жизнь. Ничего, привыкну. Я открыл все окна настежь, допил вино из их бутылки и доел королевские креветки, которые остались в кастрюле. Долго мылся, как будто смывал чужую любовь. Вырубился в ту ночь быстро, проснулся с мыслью: а не хочу я, чтобы они сюда ходили. Оно мне надо? И тут позвонил Валера:

– Доброе утро, Слава. Ну как, все в порядке?

– Да есть последствия, – промямлил я. – В смысле пришлось убирать.

– Так мы же все живые, взрослые люди, – объяснил Валера. – Но в принципе все нормально? Уговор в силе?

– Конечно, – сказал я.

– Отлично. Скажу тебе, когда следующий раз.

Проблемы начались очень скоро. Как-то вечером, когда я открывал дверь квартиры, вышла соседка тетя Маша.

– Слава, должна тебе сказать. Я просто не знала, что делать. К тебе тут люди ходят.

– Да, это мой дядя с дочерью из Подмосковья. Она обследуется в московской больнице, они тут отдыхают.

– Да, он мне так и объяснил. Но дело в том, что сегодня девушка сильно кричала.

– То есть как? Ругалась, стонала, плакала?

– Я даже не поняла. Вроде все вместе. Я испугалась. Даже позвонила в дверь: может, ей плохо, нужна помощь. Но они не открыли. Недавно вышли, нормально пошли к машине. Я не стала спрашивать. Но, думаю, Славе надо сказать.

– Правильно, что ничего не сказали им. Деликатная ситуация: человек болеет. Я уточню. Спасибо.

Уточнять я, конечно, ничего не стал. Подумал и решил, что Птичка и в любви переигрывает. Крики и стоны страсти. Не своя квартира, не свои соседи: ори – не хочу.

Вот с этого момента вечер, так сказать, перестал быть томным. Я даже во время работы не мог выбросить из головы мысль о том, что они еще у меня там учудят. Готовился к разговору с Валерой и обреченно понимал, что он меня уболтает, заставит признать: у нас нет выхода. Именно так: у нас. Не то чтобы я самый слабый человек, но лидерство Валеры признал сразу, по умолчанию. Наверное, в нем и в самом деле было какое-то величие как наследство даровитого предка. Других особых талантов я в нем так и не обнаружил. Его пьесы, режиссура, статьи – все это было на уровне приличного графоманства. А человек необычный, точнее не выражусь. Но даже в страшном сне мне не могло присниться, насколько необычный.

Вскоре меня вечером поджидали уже все соседи с площадки.

– Старик, – сказал спокойный увалень Толя, – может, ты не в курсе. Но с твоими родственниками что-то происходит. Девушка так вопила и убивалась сегодня, что у меня мороз по коже. Полицию в твою квартиру я, конечно, не стал вызывать, но дверь чуть не вышиб. Тетя Маша говорит, что она от чего-то лечится. Ты не знаешь, от чего именно? Если, к примеру, что-то серьезное и психическое, то как бы они нас всех не спалили. Ты понимаешь, о чем я? Мы не лезем в чужие дела. О себе заботимся.

– Понимаю, конечно, – постарался беззаботно сказать я. – Нет, не психическое. Подозрение на опухоль, знаете, как это бывает. Люди нервничают. И я забыл сказать вам самое главное. Таня – актриса в самодеятельном театре. Скорее всего, они просто репетируют ее роли. Чтобы отвлечься от болезней. Но я обязательно уточню.

– А, – протянул Толя. – Тогда другое дело. Театр – это может быть. Похоже. И как ее там терпят. Это же ужас что такое.

Я и после этого долго не мог решиться на разговор с Валерой, понимая, что начнутся интимные подробности, которые мне сто лет не нужны. Но тут случилось вот что. Как-то вечером стал, как нанятый, менять после них белье на кровати и обнаружил на простыне откровенные пятна крови. Меня бросило в дрожь. Вдруг тут садо-мазо, и это в лучшем случае? Что в худшем? Да двойной суицид могут репетировать свихнувшиеся психопаты. У них же ни выхода, ни будущего, как он мне не раз говорил. Но я тут при чем? Я подписывался на скромную подработку, а не на такой страх божий. Мама может приехать, мне надо хотя бы ради этого со всем покончить.