– Не угадали, дядя Армен, на этот раз я к вам с колечком. – Я положила на подоконник тряпичный узелочек. – Вот!
– Эта мужской калцо, – сказал дядя Армен, покрутив в пальцах нехитрое украшение. – Старый! Ты где его взял?
– Нашел. То есть нашла!
Каюсь: я, дипломированный филолог и мастер литературного слова, моментально подпадаю под обаяние неправильной речи дяди Армена и непроизвольно начинаю ему подражать.
– Кольцо нужно почистить, но так, чтобы не повредить гравировку внутри. Можно?
– А почэму нэльзя. – Дядя Армен кивнул и отошел от окна в глубь будки, где тут же чем-то загремел. – Пагуляй, Лена-джан.
– Долго?
– Адын час.
Я прошла в парк и прогулялась по его аллеям, любуясь начинающими желтеть деревьями. С грустью подумала о спиленном орехе: какое дерево было, а? Красивое, мощное, да еще с секретом…
Торопясь узнать его, назначенный срок я не выдержала и вернулась к мастеру минут через сорок, но дядя Армен уже все сделал.
– Дэржи свой калцо. Я его в растворе подэржал, почистил и отполировал, тэпэрь как новый савсэм! Сматри, э? Блестит, горит – вах!
– Вах! – согласилась я, принимая из почерневших пальцев мастера сверкающее кольцо, и тут же расстроилась: – Эх… А что внутри написано, все равно не разобрать…
– Пачэму нэ разобрать, все разобрать, если лупа взять. – Дядя Армен вручил мне увеличительное стекло.
– Шрифт стилизован под древнерусский, – заметила я, разглядывая внутреннюю поверхность кольца через лупу. – Написано «Спаси и сохрани». И клеймо с цифрами…
– Клэймо – проба, завод ставил, – подсказал дядя Армен. – А надпись мастер дэлал. Хароши мастер, шихтельный гравировка – трудный работа.
– А вы можете определить возраст этого кольца? Сколько ему – пятьдесят лет, сто?
– Какой сто, что ты, э? – Ювелир засмеялся. – На проба звездочка, такой в двадцать сэдьмой год появился. Значыт, сколька эта? – Шевеля губами, он подсчитал на пальцах. – Гдэ-та дэвяноста лет или меньше.
Я расплатилась с мастером и пошла домой, на ходу разглядывая кольцо, которое теперь выглядело как новенькое. Если, конечно, не считать полустершейся гравировки внутри.
Шла я и думала: судя по пробе с пятиконечной звездой, украшение это сделано на советском ювелирном заводе. Но шрифт, который использовал гравировщик, стилизован под древнерусский. Неувязочка получается. Хотя…
Я присела на лавочку в парке и написала в «ватсап» знакомому батюшке: «Отец Александр, благословите. Можно спросить?»
Он сам позвонил мне.
– Что у тебя, дочь моя?
Я не удержалась – хмыкнула. Никак не привыкну, что теперь мы «отец» и «дочь». Тридцать лет назад Саша был у нас комсоргом, пока вдруг не бросил университет, чтобы пойти по церковной линии. Теперь он настоятель нового храма в спальном районе города.
– У меня, отче, кольцо серебряное, кажется, мужское. Сейчас фотку в «ватсап» пришлю. Там внутри гравировка… Это же старославянский?
– Церковнославянский, – поправил меня отец Александр, получив фотографию. – Ты, Елена, забыла университетский курс? Богослужебный язык – церковнославянский.
– То есть я правильно понимаю, что надпись внутри имеет отношение к церкви?
– Ой, темная-а-а… Конечно, эта надпись имеет отношение к церковной службе. Это же венчальное кольцо! По-светски – обручальное.
– Да ладно? – не поверила я. – А звездочка пятиконечная с венчанием в церкви не диссонирует разве?
Теперь уже батюшка хмыкнул:
– Такое время было, дочь моя… Таились люди, скрывали, что веруют, в церковь ходят, обряды отправляют… Потому и гравировка внутри, чтобы ее не видно было.
– О, спасибо за консультацию.
– Зашла бы как-нибудь в храм-то…
– Зайду, обещаю.
– Ага, еще торжественно поклянись на красном знамени.
Мы хмыкнули дуэтом.
Потом я чинно молвила:
– Благословите, батюшка. – Отец Александр благословил, и мы закончили разговор.
Вечером приехал курьер с посылкой.
– Кто-то заказал пиццу или бургеры? – обрадовался Колян.
– С чего бы, мы же только что ужинали, – удивилась я.
– Кто-то захотел меня порадовать? – Супруг продолжал приятно заблуждаться.
Сын, не теряя время на болтовню, открыл дверь и принял у курьера коробку. Он оценил ее размеры и форму – небольшая, почти кубическая – и, следуя с грузом на кухню, предположил:
– По-моему, это не пицца.
И через несколько секунд, открыв коробку, сын огорченно добавил:
– Да тут уже нечего есть!
Мы с Коляном подошли и тоже заглянули в коробку на столе.
– Это что за шутки? – обиженно вопросил супруг.
В коробке лежал череп. С момента нашей последней встречи он необыкновенно похорошел: стал чистым, блестящим, сверкающим! Что ни говори, в экспертном отделе ГУВД края работают настоящие специалисты.
– Это мне. – Я протиснулась к столу и вынула череп из коробки.
Муж и сын посмотрели на меня внимательно и с легким опасением.
– От Лазарчука, – добавила я.
Опасение во взглядах сделалось средней тяжести.
– Ну, что вы так смотрите? Это не настоящий череп, а всего лишь наглядное пособие. Я нашла его в яме на клумбе и позвонила полковнику. Череп забрали, выяснили, что он не часть тела, и вернули мне.
– А зачем тебе череп? – заинтересовался сын.