Осень дикой охоты (СИ)

     - Je me bats parce que je me bats, oui? – она боднула его головой в подбородок.

     - Нет, моя хорошая, совсем нет. Ты ведь читала второй манифест Тантры?

     - Читала. И я согласна с ней. Почти…

     - А я во многом не согласен. Но я ей верю. Потому что это правда. Понимаешь, - Мика осторожно выпустил ее, встал к умывальнику и начал отмывать руки, - это не только моя жизнь, не только моих братьев, родителей, дедов и прадедов, это жизнь миллионов моих единокровцев, которые поколениями перемалываются в бессмысленное ничто. Да и твоих тоже.

     - Ты нас не сравнивай, - привычно начала Ирри, - мы совсем другое дело…

     - Ой, да ладно, избранный народ, такие же вонючие козоебы, только выбрались из Аравии на тыщу лет раньше. Или на две тыщи. Какая теперь разница. Как ни крути, мы с тобой очень кривые, но родственники, - усмехнулся он, - так уж вышло… Для этерналиков между нами никаких отличий не существует, и мы, и вы просто инструмент, которым уже больше ста лет мир ставят раком. И наше мудовое противостояние, и терроризм, придуманный вами и усвоенный нами, и сумасшедшая рождаемость… Только за это их надо развешать на баобабах по всему экватору. А то, что Тантра уверена, что мы больше не нужны и нас будут убивать окончательно, и уже завтра… Не знаю.

     - Не начнут, а продолжат.

     - Согласен. Но я сомневаюсь, что от такого ресурса совсем откажутся. Кого-то на развод оставят.

     Рыжеволосая отпихнула парня бедром и поднялась по трапу на палубу.

     - Короче! Что ты решил? Заправляться пойдем? Доставка будет? – крикнула она сверху.

     - Будет, будет, - пробурчал себе под нос Мика. – Все тебе будет, только не поперхнись.

     - Я все твои дурацкие заходы уже наизусть знаю, не обломится тебе! Что делаем?

     Мика вылез вслед за подружкой и посмотрел в абсолютно прозрачное весеннее небо.

     - Сейчас поужинаем, потом сходим в Сур – заправимся, а потом будем ждать когда бабахнет и нам скажут, откуда и куда будет доставка. А я буду тебя любить.

     ***

     Анджей Сталецки уже третий день пил в Иерусалиме. Из Хайфы, где он узнал об отказе малопольского сейма от его краковского проекта, ему пришлось уехать. Просто потому, что делать ему в Хайфе стало решительно нечего: ребята из Техниона, которых он уже давно выпасал и обхаживал на предмет эхо-сетки для нескольких тысяч дронов, и которые уже практически подписались на Краков, буквально через два часа после письма от маршалка воеводства, слегка смущаясь сообщили ему, что он становится токсичен и они опасаются за свои индексы.

     Чего ему стоило не разбить в этот момент парочку носатых физиономий – Езус Мария! – только чудом сдержался. Но, как оказалось, зря. Уже к вечеру этого омерзительно солнечного мартовского дня его стала заваливать письмами израильская служба WH-мониторинга. Дорогой и уважаемый, бла-бла-бла, в связи с тем, что Хайфа имеет статус «чистой зоны», и в городе расположено много объектов со сложным оборудованием, работает множество высокотехнологических центров и лабораторий, не могли бы вы срочно выбрать другой населенный пункт для временного пребывания, поскольку ваше присутствие заметно повышает риск наступления серии пробоев, сиречь, брейкдаунов. Да, ваш айди пока числится в "зеленом спектре", но прогноз неблагоприятен...

     Да-да-да, именно он, непонятно с какого рожна, превратился для службы мониторинга в потенциальный катализатор цепочки непредсказуемых и нелогичных катастроф, каковые непосвященные люди именуют Дикими охотами. Нет, конечно, все понятно, долбанные перестраховщики увидели решение краковцев и зассали. Но обидно же как…

     И вот он пил. Хорошая водка у избранного народа, не хуже зубровки. Как он оказался в Иерусалиме – Анджей помнил смутно, зато ему хорошо врезались в память его собственные рассуждения: «раз для Хайфы я нехорош – то в "желтой зоне", там, где каждый день происходит какая-то херня, моего гипотетического влияния никто не заметит».

     Пилось в Святом городе средненько. Друзей у Сталецки здесь не было, несколько приятелей из числа творческих личностей, художников-композиторов, то ли разом уехали, то ли не захотели портить карму, встречаясь с токсичным знакомым, так что парочка случайных компаний, с которыми он познакомился в кабаках, вот и все его собутыльники.

     Город упорно оставался чужим. Слишком сухо, слишком ярко, слишком серо-коричнево. Слишком много.

     На узеньких улочках старого города камень наконец перестал отталкивать и сделался теплым, почти домашним. Но Анджей мучался невозможностью хоть как-то переменить это почти-понимание, почти-осязаемость. Хотелось либо врасти в эти стертые камни, либо подняться вверх и стать не муравьем, а наблюдателем за этим волшебным муравейником.

     Невыносимо чужой. И не еврей, и не араб, и не паломник, и не турист.