Осень матриарха(СИ)

- На нас действуют страсти, которыми пропитано действие. Вы их, как я понял, не испытывали: хотели преподать урок. Проявить власть. Если я слишком проницателен и вам это не по душе - вы ведь поняли, что вам дано над нами обоими право. Как мне над одним Дезире: бить, учить, кормить. Вам не обязательно было нас подбирать.

"Ты так уверен? Я - нет".

- Тогда поясни, будь так любезен, какого рож... какого витамина тебе не хватило.

- Тёмных страстей, - ответил юнец. - Гнева, ненависти, желания обладать. В этом роде. Мы кормимся эмоциями. Хотя я боюсь напутать. Если бы вы последовали за мной к Дезире - он разложит по полочкам куда толковей меня. Паренёк смышлёный и речистый.

"Ага, вот, кажется, и оно".

- Ладно. Только скажи напоследок, а то как бы не позабыть. Какая боль лично для тебя самая лёгкая?

- Когда бьёт тот, кто любит. Тот, кого ты любишь. Или кто ненавидит тебя, но твоя цель - добиться обратного.

- А страшнее всего, - вдруг добавил юнец, - когда ты ненавидишь дающего урок. Или помнишь о былой ненависти и нынешней вине.

- Вот как. И кто же он? - снова спросила Та-Циан словно по некому наитию.

- Моё другое "Я". Тот, кто попытался убить меня из ревности, но я прикончил его самого. Оставим это, ладно?

Из сомнамбулы возник прежний мальчишка размером в женское предплечье: словно умные речи вконец его истощили и умалили. Та-Циан подхватила его вместе с поясами, перенесла в другую комнату.

Тяжко раненный младенец лежал на пузе, натянув на себя лоскут кружевного полотна размером в наволочку. Следов на спинке, однако же, не было видно никаких - да кто бы сомневался.

- Это мы ради экономии ресурсов уменьшаемся, - пояснил он сладким альтом. - Чтобы сохранить подобие жизненной силы.

- Да я и не удивляюсь вовсе, - ответила Та-Циан.

- Ты лучше объясни нашей госпоже, - сказал его товарищ. - Что к чему и в общих чертах.

- А. То, что вы видели, - это Рень меня поддерживал. Давал подышать, а потом поил, чтобы мне хотя бы так восстановиться. Понимаете, бурные страсти нам как воздух. Информация, особенно такая, что увлекает, - пища. Чужое страдание и своё собственное, полученное от рук ближнего, - это сходно с тем, как дышат и едят деревья: кислородом и углеродом. Всё в одном сосуде. Это для листьев. Но для корней нужна влага. Без неё можно существовать сколько угодно времени, потому что она имеется в любой пище. Но не вечно. Вот и мы иссохли уже оба, поддерживая друг друга.

- Вы нас подкармливаете и прикармливаете, - кивнул Рене. - А это как вино, словно любой хмель: пьянит, но не насыщает. Хотя вид красного вина имеет как раз наше всё. К тому же мгновенное излечение ран сильно истощает. Нельзя безнаказанно нарушать биологическое равновесие.

"Ребятки не очень хорошо спелись, - подумала Та-Циан, - хотя от поэтов, какими они предстали, трудно ожидать несокрушимой логики. Главное, что немножко, да открылись".

- Я понимаю, - кивнула она. - Вы ведь вампиры, верно?

- Нам очень неловко, - улыбнулся Рене. - Мы не хотели, правда. Ваша телесная жидкость... она слишком густая, слишком выразительная. В ней растворены тысячи историй.

Та-Циан произнесла коротко:

- Если надо - возьмите. Я учу, я воспитываю, я и питаю. Что от меня требуется?

"Хитрюги. Однако ловец попал на ловца - и это достойно".

- Подверните манжеты блузы - обе, - деловито сказал Рене. Всё-таки он казался не то чтобы смущённым, но слегка обескураженным.

- Вот, - кивнул Дезире, приподнимаясь. - Теперь хорошо бы вы сами надрезали вены поперёк - это покажет вашу добрую волю, это нужно для первого раза и совсем не опасно.

- Дезька!

- Он прав, Рене. Ментал вы ведь ловите.

- Прав, но как всегда валяет дурака. Не трогайтесь с места.

Женщина прикрыла глаза и через мгновение почувствовала на руках небольшую тяжесть, на голой коже - два крошечных жарких язычка, один гладкий, словно шёлк, другой, напротив, шероховатый: тёрка для мускатного ореха. "Чисто щенок и котик, - подумала, усмехаясь в душе. - Развели меня на кровь и довольны. Хотя действуют с душевным сокрушением и явно не без опаски".

Приподняла веки. Мальчишки, уже в половину взрослой человеческой особи, стояли на коленях, придерживая её кисти своими так деликатно, что Та-Циан и не заметила, как всё случилось.

"Ой, как бы меня не опустошили вконец. Думаю, для их привыкания как раз достаточно".

- Ребята, а ведь хватит, - сказала громко. - Отлипните, ладно? Как бы сердечная надсада у кого-нибудь из нас не случилась.

Они отпрянули с нездешними и чуть потемневшими лицами, словно проснулись от некоей затяжной мечты.

- Я вам сделала плохо?

- Нет, - возразил Рене, - это мы сделали себе нехорошо. Мы мужчины и должны были устоять.