Осень матриарха(СИ)

"Ребята, а правда, что обыкновенные собаки вас терпеть не могут?" - едва не спросила Та-Циан и резко тряхнула головой, просыпаясь от нежеланной яви обратно в сон о минувшем.

В том слое времени ей надо было срочно переварить названное старухой имя.

Лассель ба Рами, из потомственных дворян клинка. Защитник высокого ранга. Держатель... Что такое: память у неё всегда была фотографической.

Вот оно. Держатель города Эдинер, главного в земле Эдин. Ничего себе - далеко ты, ласточка, залетела от родимых краёв. Нарочно, видать, увезли, рискуя, что помрёт в дороге. Чтобы не случилось куда худшего, буде опознают.

... Став на колени, Та-Циан рассматривала картинку на синей эмали, повешенную в изголовье: томный розовато-белый Назаретянин, склонив голову и смежив глаза, возлежит на цветущем древе любви, как бы сам превращаясь в лозу. В прежние времена лозы бывали гигантские, развесистые, с мощным стволом, и чтобы унести кисть с плодами, в самом деле могли потребоваться двое с палкой на плечах. Сидеть под сенью лозы виноградной любили патриархи и старый Виктор Гюго - кто ревматизм прикрыл фланелью, а в мудрость смех весёлый внёс.

- Вот это распятие. Сколько их перевидала, а такое чудное - впервые.

Не совсем правда: была ещё та Мадонна, родившая без мужа. И дитя под её сенью. Но там ей вовсе не хотелось улыбаться - вот как сейчас.

- Что, любо тебе? Это мне мой отец-исповедник подарил. Тебе, говорит, непочётница, только такой Бог и простит, что людей и скотов равно жалкуешь.

Далее в официальной истории следовало лирическое отступление.

В городе кончалась осень: звонкий холодный ветер царапал по земле бурыми листьями, скрюченными от старости. Дома и деревья стояли нагие и беззащитные во всей хрупкой прелести. Зато улицы ощетинились людьми - как никогда, много стало полиции. Прибывали также наёмники из Северного Лэна - их часть провинции стояла наособицу, отгородившись от остальных, даже от южных областей страны. Не-лэнцами, не природными лэнцами прозвали этих христиан-протестантов в одной из минувших средневековых битв, то есть по сути выродками: оголтелый фанатизм в вере и безрассудная жестокость в бою отгородили их ото всей родни. Кличка прижилась и распространилась по всему Динану, по непонятной иронии захватив крылом и горцев-южан. Кто бунтует против законной власти - тот и кэланг. Ну а какая власть в наше любопытное время законная - кто скажет? Как и чем поверить, если динанцы по природе своей суть неисправимые скептики?

- Догадайся, в чём дело, - сказала как-то тётушка. - В красных плащах, вот. А это, если иначе выразиться, самые что ни на есть военспецы из Академии воинских искусств и их приданные части. Марэм Гольден, Лон Эгер...

Марий или Мариан и Леон, машинально перевела Та-Циан на общехристианский язык. Оба этих имени она помнила, но смутно, как детскую сказку, что пела ей мать. Знакомые отца: вместе с ним ухаживали за сэньей Иденой, только без такого успеха. Так, получается "Красные Плащи" - имя собственное?

- Так вот и шума не так много, и драки нет, - продолжала тем временем Глакия, - а рынки со съестными лавками позакрывались. Все задницей на своём провианте сидят, бо времена ожидаются шибко скверные.

Вылазки в самом деле приносили теперь мало. Чаще всего тётушка покупала мешочек крупы и варила вместе с особыми травками, чтобы дух был наподобие мясного.

- Продукт на кухню поступает по записям, для себя ни крошки не урвёшь. Вот доиграется сэн Лассель, что самому будут один жареный лопух на фарфоровом блюде подавать, - хихикала тётушка с неким злорадством.

Тут бы самое время бы Та-Циан уйти, опростать место в мансарде, пересечь незримую границу, пока с обеих сторон не выставили сильных кордонов: но она медлила. После рва - гибели мужа, потери сына - чувствовала себя непривычно свободной, обновлённой, почти крылатой. Не хотелось и пытаться отыскивать брошенные концы - в душе затаилась обида на Диамис и её окружение, старый деревенский дом и подавно не манил: остыли следы.

Много позже Та-Циан поняла, что ей тогда нарочно сделали отвязку от привязанностей, прививку от замужества. В счастливой семье, обременённой детишками, в любой замкнутой на себя капсуле есть нечто неистребимо пошлое.

Но сейчас лишь ответила:

- Над градоначальником мне быть неуместно. От тебя уйду, в Эдинере останусь: видела малую частицу, а меня вообще никто. И не удерживай, смысла нет.

По легенде, сквозь кордоны девушка таки перебралась - очевидно, проявив некую не сиюминутную - как бы грядущую ловкость. Взятую на подержание у времени. Но зачем идти наперерез тому, кто сам стремится навстречу? Тому, что есть писчая трость в деснице судьбы?