Осень на краю

«…и во время этого обстрела Елизавета Васильевна была ранена – тоже в ногу. На счастье, рана ее не так тяжела, однако кость перебита, и она вынуждена лежать, что при ее деятельной натуре нестерпимо. Однако не могу передать, какое облегчение я испытала, когда узнала, что ее жизнь вне опасности! Почти такова же была моя радость от встречи с Митей. Елизавета Васильевна дорога мне как сестра, поистине как старшая сестра, не только милосердная, но почти родная, хотя знаю я о ней очень мало и могу только предполагать, что раньше она жила в Энске. Есть у меня такое мнение, хотя она об этом никогда не говорит. А лишнего у нее не спросишь, такой уж она человек, что расскажет лишь о том, о чем захочет рассказать. Но однажды, когда мы с ней особенно доверительно разговорились и я упомянула, что сама из Энска, она стала расспрашивать о моей семье, о знакомых, и речь зашла о несчастной Марине Аверьяновой. И ты представляешь, что выяснилось тут? Оказывается, Елизавета Васильевна до призыва в армию служила в военном госпитале города Х., что на Амуре, – того самого Х., куда была направлена на поселение наша бедная Марина! И она даже знала ее, потому что была близко дружна с семьей, которая опекает Марину с самого первого дня ее прибытия в Х. Ну, тебе та семья столь же хорошо известна, как и мне: это Васильевы! Василий Васильевич был дружен с твоим отцом так же близко, как с моим. Все-таки мир удивительно тесен, правда? Как подумаешь об этом, уже не столь невероятным кажется, что именно наша санитарная бригада наткнулась на германский госпиталь, в котором находился раненый Митя Аксаков…»

Варя снова погрызла карандаш.

Наверное, пора заканчивать? О чем еще писать? Снова выражать огромную радость по поводу того, что Сашка наконец-то получит известие о муже?

И тут Варе пришло в голову: а то ли она делает, сообщая Саше о Дмитрии? Ведь, судя по всему, штабс-капитан Аксаков имел все возможности подавать о себе вести. До того момента, как был ранен на поле боя, само собой разумеется. Однако не подавал. Значит ли это, что между ним и Сашкой с первого дня свадьбы пролегла такая огромная трещина, что все попытки загладить ее кажутся бессмысленными и наивными?

Может быть, лучше Вариному письму остаться недописанным? Не лучше ли вообще разорвать его в клочья?

Нет, сердито подумала Варя, невозможно! Невозможно, потому что если Сашка однажды узнает, что Дмитрий и Варя несколько дней пробыли вместе, а Варя ничего не сообщила о том, она подумает Бог знает что. Черт знает что она подумает! Конечно, то же самое она может подумать и сейчас… но, как уже было сказано, пусть каждый понимает вещи согласно своей испорченности. А для Вари главное – что совесть у нее чиста и перед Сашкой, и перед Митей. И перед самой собой, что куда важней всего прочего!

И Варя торопливо дописала: