Осень на Шантарских островах

-- Любит он тебя, -- ответила Сашка. -- Он тебя больше всех любит в поселке.

-- Чего ж он тогда?

-- А орленка он ревнует к тебе, у ребятишек это бывает. -- Она усмехнулась. -- Надумал вроде Мулинка на промысел уходить. Место после тебя осталось, вот ему и не терпится...

"Может, он уток этих на дорогу припасал? -- подумал Афоня, но сразу отбросил свое предположение. -- Глупости это, -- решил он. -- А твердая рука ему надобна".

-- Разве дойти ему туда? -- не согласился он. -- Больно далеко... А от тебя он никуда не убежит.

-- Иван раз попробовал... -- вспомнила Сашка мужа и захохотала, шутливо ударив Афоню по плечу. Он тоже засмеялся -- с Сашкой они были большими друзьями.

-- С Марьюшкой у меня нескладно вышло, -- Афоня облизал ложку, ожидая добавки. -- Сказала, чтоб не приходил больше.

-- Смеются над ней, -- вздохнула Сашка. -- Говорят: с юродивым, мол, связалась... Жалко девки!

-- Дружба у нас с ней хорошая, -- ответил он.

-- Надобно тебе уехать отсюда, Афанасий, -- осторожно начала Сашка. -Не хотишь на море работать -- твое дело, только не место тебе жить тут.

Афоня не отвечал, задумавшись. Перед его глазами мелькали картины: лежбище тюленей, кони на мостках, Марьюшка с репкой, Мулинка, орленок... "Должен я все это каждый день наблюдать, -- думал он, -- потому что мне как бы и не жить теперь без этого... А к Белкину всегда успею".

-- Узнавала у крестьяновского радиста насчет работы, -- говорила она. -- Монтеры нужны на линию.

-- Что мне до того? -- отмахнулся Афоня.

-- Верно, не для мужика работа, -- сразу согласилась Сашка.

Сашка, как и другие жители поселка, не могла представить всерьез, чтоб у такого здорового парня, как Афоня, могло быть какое-либо другое дело, кроме как ловить селедку или стрелять тюленя. А Афонино писание казалось и вовсе странным. Но она, в отличие от многих других, не думала, что Афоня испугался моря, -- это считается в морских поселках большим позором, -- а объясняла Афонин приход по-своему: "Может, поссорился с кем или с пьянки случилось -- разве от него узнаешь правду? Как прибегал сюда, так и убежит..."

-- Афанасий, что скажу тебе... -- Сашка перегнулась к нему через стол. -- На поселке говорят, что балуемся мы с тобой, -- сама слышала...

-- Как это? -- не понял Афоня.

-- А так, что дети получаются от этого...

-- Ты ч-чего, Сашка? -- растерялся он.

-- Я ничего! -- расхохоталась она.

И тут неожиданно для самого себя глянул Афоня через оттопыренный край ее розовой рубахи, застыдился и подумал испуганно: "Эдак до чего может дойти, истинный бог!"

-- Если в тягость я тебе, то уеду я... -- с трудом выдавил он из себя.

-- Нешто я выгоняю тебя? -- изумилась она. -- Прямо удивительно слышать такое... Живи, сколько влезет: перемелется -- мука будет!.. К слову сказать, -- спохватилась она, -- съездил бы ты в Крестьяновку за мукой, а то в нашем магазине последнее подобрали.

Афоня кивнул, соглашаясь. Сашка прибрала со стола, нагнувшись над зеркальцем, повязала платок -- ей надо было идти дежурить на метеостанцию. Уже в дверях весело сказала молчаливо сидевшему Афоне:

-- Надобно тебе проветриться, Афанасий. И сводка на сегодня для тебя как раз подходящая...

Афоня вышел следом за ней.

В Крестьяновку он пришел после обеда и привязался к пирсу, словно утонув между высоченных бортов торговых пароходов. Он купил мешок муки на пароходе, погрузил его в лодку, выбрался наверх и пошел вдоль причалов, глядя по сторонам. Грузчики орудовали на палубах, сбрасывая на причал пустые бочки, -- они катились юзом по наклонным подпрыгивающим доскам. По бухте разносилась музыка с "селедочников", которые стояли на рейде в ожидании разгрузки. На городской башне звонил штормовой колокол. Из столовой к баракам шли девушки-сезонницы с большими буханками хлеба под мышкой. У нефтебазы Афоня повернул направо и дворами, мимо старых корейских фанз, выбрался на городскую улицу, пересек ее, увязая по щиколотки в песке, и толкнул дверь голубого павильончика. В ноздри ему ударил запах скисавшего ячменного пива, жареной трески и махорочного дыма. За круглыми деревянными столами, врытыми в землю, толпились портовые рабочие и рыбаки. Афоня добрался до пивной бочки, но выпить пива оказалось делом нелегким из-за отсутствия кружек: если владелец приносил ее, то лишь для того, чтоб наполнить вновь. Афоня повернул обратно, и тут его окликнули. Это был Христиан -- штурман со спасателя "Атлас". Одно время он плавал на зверобойной шхуне, и Афоня был у него на боте стрелком.

-- Пей, это все мое... -- Христиан пододвинул ему левой рукой целую дюжину кружек с пивом, правая рука у него была на перевязи. -- Здравствуй, -- сказал он.

Афоня не рад был встрече, знал: сейчас пойдут всякие расспросы и тому подобное. Но Христиан ни о чем не спрашивал.

Они долго пили молча. Афоня спросил первый:

-- Ты сюда как попал?

-- Японца приволокли, загорелся в лимане, -- ответил он.

Афоня посмотрел на его серое осунувшееся лицо:

-- Всех спасли?

-- Один утонул: прыгнул за борт с кругом на шее...

-- Задушило?

Христиан кивнул.