Ага, вот чего мне только не хватало для полноты счастья! Изо всех сил принимаюсь сопротивляться, выворачиваться, но мужичок уламывать умеет, недаром президент крупного банка. В этом розовом пупсике есть и упорство, и властность. Прилипает намертво, и не отваливается до тех пор, пока не даю согласие.
– Но, заклинаю всеми святыми, – он молитвенно складывает ладошки. – Никому ни слова, что этюд хранился у меня!
– Но и вы, пожалуйста, попридержите язык. А то ваша женушка почему-то в курсе наших секретных дел.
Он жестом показывает, что будет нем, как безымянная могилка на тихом сельском кладбище.
За ужином – вскользь – сообщаю Анне о заказе банкира, чем доставляю неизъяснимую радость, которую она не пытается скрыть. И ее легко понять. Во-первых, ей, как архитектору и любительнице прекрасного, интересна сама тема. Во-вторых, надеется, что уж теперь-то я не буду искать убийцу отца.
Сияя глазами, принимается меня просвещать:
– О прототипе Неизвестной я когда-то читала… уж и не припомню, где. Она была крестьянкой и служила горничной у барыни – кажется, в Курской губернии. Племянник барыни, офицер по фамилии Бестужев – не декабрист – увидел девицу, воспылал страстью и предложил руку и сердце. Новобрачные поселились в Петербурге. Девочку обучили грамоте и этикету. Потом сказка закончилась: Бестужев скончался, брак аннулировали, а молодую женщину отправили в деревню. По дороге она умерла. Крамской знал жену Бестужева, был пленен ее красотой и обессмертил в своей картине… Такая вот история.
– Красиво – и печально.
– Увы, это легенда. И как всякая легенда вряд ли соответствует истине. Насколько мне известно, для картины позировали три или четыре женщины, включая дочь и племянницу Крамского.
– Да что ж такое! Как ни услышу романтическую историю, обязательно окажется выдумкой. Не хочется верить, что жизнь – сплошной критический реализм, а приходится.