Осень сердца

— Я думаю, мисс, у него есть особая договоренность с вашей мамой.

— Особая договоренность? Какого рода особая договоренность?

Харкен сделал вид, что занят ленчем, не чувствуя особого желания пускаться в детали, совершенно его, не касающиеся.

Ответил Иверсен:

— Понимаете, когда дело доходит до садоводства, среди местных дам возникает мощная конкуренция.

— Ну… и что?

— А вы ведь знаете, что Смит из Англии.

— Да. И его отец был садовником у самой королевы Виктории. Я даже помню, как мама восторгалась по этому поводу, когда нанимала его на работу. Харкен объяснил:

— Так вот, особая договоренность состояла в том, что Смит нанялся к вашей матери с условием, что каждый уик-энд он будет свободен с восьми часов вечера в субботу до утра в понедельник.

— Ну, теперь понятно, почему по воскресеньям вы еще заняты с фруктами и овощами.

— Да, мисс.

— А твоя мама получает возможность выращивать самые лучшие цветы Озера Белого Медведя, хотя сама она и не делает этого. Обращаюсь к вам обоим: я всегда считал глупостью соперничество наших дам в разведении декоративных садов, ведь своими руками они ничего не делают, — добавил Иверсен.

— То же самое происходит с яхтсменами и парусным спортом, — сказал Харкен. — Они — хозяева судов, а нанимают шкиперов.

— Только во время действительно важных соревнований, типа вчерашнего, — возразила Лорна.

— И если только на это есть разрешение региональной Ассоциации парусного спорта Озера, — вставил Тим.

— Ну и что, неужели вы думаете, что они сами смогут управлять яхтой? — горячо спорил Харкен. — Вот я бы сам управлял, если бы у меня она была.

— Думаю, вы правы, ведь на самом деле нет особой разницы между мамой, нанимающей садовника, и хозяином яхты, приглашающим шкипера.

Иверсен продолжал:

— В Ассоциации уже говорят по поводу того, чтобы изменить правило и узаконить требование, что владельцы яхт должны сами участвовать в гонках.

После этого разговор зашел о шкиперах, нанятых для участия во вчерашней регате.

Лорна взглянула на «стол», выбрала ягодку и откусила половинку.

— А это вам, Тим. — Она протянула ему другую половинку клубнички. — Вы свою репутацию заработали сами благодаря вашей лодке.

— Вы имеете в виду «Может Б»? Ну, мисс Лорна, прошу вас, не портите такой чудный день напоминанием об этом.

Все рассмеялись, а Лорна добавила:

— Я говорю о фотографиях, а не о паруснике. Скажите, а правда, что «Сирс» и «Роубак» собираются продавать наборы ваших фотографий?

— Правда.

— Ах, Тим, вы должны так гордиться этим! И думать о том, что на ваши работы смотрят практически во всех гостиных Америки! Расскажите нам о фотографиях и о тех местах, где вы побывали, делая их.

Он описал им Всемирную выставку в Чикаго, которую фотографировал два года назад, и красивые места типа Большого Каньона, Мехико и Клондайка. Он закурил трубку и сел под дерево, а Лорна тем временем уписывала пирожные и спрашивала его о планах на зиму, когда кончится сезон и он закроет свою студию. Тим ответил, что скорее всего отправится в Египет фотографировать пирамиды.

— Пирамиды… О… — вздохнула она и откусила еще кусочек пирожного, нисколько не заботясь о том, как она смотрится на этом фоне, слушая рассказы Тима и повсюду оставляя крошки, забывая, что у нее в руке.

Харкен сидел на индейском одеяле, положив локти на колени, в полном восторге от ее профиля, манер, быстрой улыбки и непосредственности.

Между тем Лорна обратилась к Иверсену:

— Может быть, вы соберетесь в Нью-Джерси, у Харкена там брат.

Она обернулась и улыбнулась Йенсу, застав его врасплох. Он забыл отвести глаза, и их взгляды встретились. Огромный жук зарылся в траву, и все душистое тепло этого летнего рая гудело от пчел, шмелей и кузнечиков. Прохладная тень, легкая усталость после пикника, приятная беседа — нет слов выразить то непонятное наслаждение и молчаливое стремление больше узнать друг о друге, которое оба чувствуют и которое пробивает броню любых классовых различий. Они просто упоены и восхищаются всем, что видят, пытаясь унести с собой малейшие подробности, чтобы потом, лежа в разных комнатах, на разных этажах, спокойно вспоминать цвет глаз, волос, линию губ, носа, подбородка. Иверсен, сидя под деревом, раскуривал свою трубку и смотрел на молодых людей. Он курил трубку до тех пор, пока его присутствие не положило конец их глупостям, а потом вытряхнул пепел.

Лорна вдруг поняла, как долго они не обращали внимания на Тима. Она оставила Йенса и, взяв в руки первое, что попалось на глаза, — круглую консервную банку, — подошла к Иверсену.

— Как насчет пирожного, пока я не убрала его в пакет?

— Спасибо, я сыт.

— А вы, мистер Харкен? — Она еще не знала, что это могло показаться очень интимным — предлагать пирожное мужчине, но если оставить мысли в стороне, то Лорна, конечно, имела в виду только то, что сказала, безо всякого тайного помысла.

— Нет, спасибо, это для вас. — Он с силой заставил себя оглянуться. Посмотрев на Иверсена, усатая физиономия которого выражала удовольствие, если только можно считать удовольствием потухшую трубку во рту, Харкен тоже понял, что пришло время заканчивать.