Осень собак

– Понимаю… – снова повторил Николай. Было жалко эту старушку в ее безмерной любви к внучке. Ему всегда было жалко обиженных и он посчитал нужным дать совет этой приятной бабушке, человеку, доживающему свой век. – Попробуйте своей внучке дать крутой чай со зверобоем. Все внутри стянет, и ваша внучка станет здоровой. Сам этим способом иногда пользуюсь, – Николай врал бессовестно. Никогда он не пользовался травами, а лекарства принимал только в крайних случаях, когда от болезни некуда было деваться. Но он знал, что человеку надо помочь хотя бы словом, посочувствовать, и тому непременно станет легче. Николай знал себя, – за последние годы он стал жесток. А сказать мимоходом приятное слово человеку – инстинкт, оставшийся от детских времен. Он потерял чувство сострадания, которое когда-то было естественным в его душе. Ныне осталась только боль за униженных и оскорбленных да форма благожелательного отношения к тем, которым живется хуже, чем ему. И он закончил: – Ваша внучка вылечится, Любовь Ивановна. Я в это верю. И вы не позволите ей больше болеть.

– Конечно, конечно! Я больше не позволю, чтобы моя внучка болела, все отдам. Тяжело мне после смерти мужа. Поэтому все отдам. Я хотела… – доверительно зашептала она Николаю, – выдернуть единственный золотой зуб, но дочка не разрешила. Но в следующий раз, если кто-то заболеет, выдерну этот зуб и сдам! Все для детей и внуков, лишь бы не болели. Зачем он мне нужен, не забирать же его в могилу… – сделала она простодушный от материнской любви вывод.

Николаю до глубины души было жалко старушку, и он решил перевести разговор от внучки в другое русло:

– А как ваше здоровье?

Любовь Ивановна встрепенулась, повела полными, но опавшими от возраста плечами и гордо произнесла:

– Я-то креплюсь. Здоровая. Ничто меня не берет.

– Все будет хорошо, – неопределенно успокоил ее Николай.

– А как ваша диссертация? Утвердили? – участливо, в свою очередь, спросила Любовь Ивановна. Здесь все знали о его заботах – он был как бы родным для всех.

– Пока нет.

– Сколько уж тянут? Пора бы… вон, Дмитрию Поронину больше года тянули. А он же, в отличие от вас, киевлянин! – Все вахтеры и уборщицы, не только Любовь Ивановна, знали проблемы своих аспирантов и искренне желали им успехов. Такая уж дружеская атмосфера сложилась в общежитии института повышения квалификации. Весь обслуживающий персонал, не имеющий в своем большинстве среднего образования, сердечно переживал за своих жильцов-ученых. Любовь Ивановна успокоила Николая: – Я думаю, у вас все будет хорошо. Надейтесь!

– Надеюсь. А комендант здесь?

– Да. Она должна быть у себя в кабинете. Проходите к ней, – Любовь Ивановна еще раз ласково, по-матерински, улыбнулась ему. Николай также сердечно улыбнулся ей в ответ, прошел по затемненному коридору и, не постучав, осторожно приоткрыл дверь в комнату коменданта. За столом сидела комендантша общежития – Мария Павловна, невысокая полная женщина лет сорока. Она подняла глаза от бумаг на скрип двери и посмотрела на входящего Николая. Ее губы раздвинула радостно-язвительная улыбка:

– А, Матвеев! Явились? Долго отсутствовали.

Николай, поставив вещи на стул, молча подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в полную щечку.

– Не надо. Кто-то войдет. Отойди… – сделав испуганно-рабочий вид, прошептала Мария. – Ну, что вам нужно?

– Сначала – здравствуй. А потом – что мне нужно.

– Здравствуй.

– Вот! Так лучше. Ничего хорошего. Вот, соскучился за вами, решил заглянуть, да несколько дней пожить. Приютишь? – он отошел от нее.

– Посмотрю на ваше поведение. В прошлый раз три месяца назад ты только пил, а на коменданта – ноль внимания.

– Ну, тогда я был всего пару дней. А ты ж, Маруся, знаешь мой принцип – первые два дня пить, а потом за работу. Так что не хватило тогда времени на тебя внимание обратить. Не поработал даже в библиотеке и в архиве. В этот раз я приехал почти на неделю, обязательно обращу на любимого коменданта внимание, – Николай снова подошел к Марии Павловне. Она поднялась со стула и он, обняв ее за широкую талию, поцеловал в губы. Она не отстранилась, быстро ответила ему жадным поцелуем и прошептала:

– Отойди и сядь на стул. А то кто-то войдет и увидит… – она говорила ему то «вы», то «ты» – и для этого были все основания.

– Я не могу, Маша, долго без тебя, – беззастенчиво соврал Николай. – А в прошлый раз не встретился с тобой потому, что времени не было. Все беготня, да пьянки по вечерам. В этот раз мы обязательно будем вместе все дни, пока буду жить у тебя.

– Обманываете, Николай Иванович. Но как приятен этот обман… хоть слова звучат ласково! Научились вы этому…

Она подошла к большому зеркалу, висевшему на стене, и стала поправлять нарушенную им прическу и платье. Николай сел на стул и стал смотреть ей в спину.

– А у тебя красивая фигура, – с улыбкой произнес он. В его словах не было никакой издевки, – так он умел говорить, когда нужно.

Мария Павловна, глядя на него из зеркала, ответила:

– Все смеешься?