Осень Средневековья

Тон этих жалоб постоянно один и тот же: разоряемый войнами несчастный народ, из которого чиновники высасывают все соки, пребывает в бедствиях и нищете; все кормятся за счет крестьянина. Люди терпеливо переносят страдания: «le prince n’en scait rien» [ «князь-то ровно ничего об этом не ведает»]; когда же они иной раз ворчат и поносят своих властителей: «povres brebis, povre fol peuple» [ «бедные овцы, бедный глупый народ»], их господин одним своим словом возвращает им спокойствие и рассудок. Во Франции под влиянием горестных опустошений и чувства ненадежности, постепенно распространявшегося по всей стране в ходе Столетней войны, одна тема жалоб особенно заметно выдвигается на первый план: крестьян грабят, преследуют их вымогательствами, угрожая поджогами, над ними издеваются свои и чужие вооруженные банды, у них силой отбирают тягловый скот, их гонят с насиженных мест, не оставляя им ни кола ни двора. Подобные жалобы бессчетны. Они звучат у крупных богословов партии реформ около 1400 г.: у Никола дё Клеманжа в его Liber de lapsu et reparatione justitioe[237] [Книге о падении и восстановлении справедливости], у Жерсона в его смелой, волнующей политической проповеди на тему Vivat rex [Да живет царь!], произнесенной перед регентами[238] и двором 7 ноября 1405 г. во дворце королевы в Париже: «Le pauvre homme n’aura pain `a manger, sinon par advanture aucun peu de seigle ou d’orge; sa pauvre femme gerra, et auront quatre ou six petits enfants ou fouyer, ou au four, qui par advanture sera chauld: demanderont du pain, crieront `a la rage de faim. La pauvre m`ere si n’aura que bouter es dens que un peu de pain ou il y ait du sel. Or, devroit bien suffire cette mis`ere: – viendront ces paillars qui chergeront tout… tout sera prins, et happ'e; et querez qui paye»[239] [ «У бедняка вовсе не будет хлеба, разве что случайно найдется немного ячменя и ржи; его горемычная жена будет рожать, и четверо, а то и шестеро детей будут ютиться у очага иль на печи, если она еще теплая; они будут требовать есть, кричать от голода. Но у несчастной матери не останется ничего, что она могла бы сунуть им в рот, кроме посоленного ломтика хлеба. Мало им таковой нищеты – так ведь явятся еще эти негодяи, будут хватать, хапать, тащить… и ищи потом, кто за это заплатит»]. Жан Жувенель, епископ Бове, в 1433 г. в Блуа и в 1439 г. в Орлеане обращается к Генеральным Штатам[240] с горькими жалобами на бедствия простого народа[241]. В дополнение к сетованиям и иных сословий на их лишения тема народных страданий выступает в форме препирательства в Quadriloge invectif[242] [Перебранке четырех] Алена Шартье; ему вторит D'ebat du laboureur, du prestre et du gendarme[243] [Прение пахаря, священника и воина] Робера Гагена. Хронистам не остается ничего другого, как вновь и вновь возвращаться к этой же теме; она навязывается самим материалом их хроник[244]. Молине сочиняет Resource du petit реирlе[245] [Средства бедного люда]; преисполненный серьезности Мешино раз за разом повторяет предостережения в связи с тем, что народ брошен на произвол судьбы:

                   О Dieu, voyez du commun l’indigence,
                   Pourvoyez-y `a toute diligence:
                   Las! par faim, froid, paour et mis`ere tremble.
                   S’il a p'ech'e ou commis n'egligence,
                   Encontre vous, il demande indulgence.
                   N’est-ce piti'e des biens que l’on lui emble?
                   Il n’a plus bl'e pour porter au molin,
                   On lui oste draps de laine et de lin,
                   L’eaue, sans plus, lui demeure pour boire[246]

.                   Воззри, о Боже, на его лишенья
                   И дай покров ему без промедленья;
                   Глад, хлад он терпит, нищету и страх.
                   За нерадивость же и прегрешенья
                   Он пред тобою просит снисхожденья.
                   Увы! Его всяк разоряет в прах.
                   Смолоть свезти – в амбаре нет зерна,
                   Все отнято: ни шерсти нет, ни льна;
                   Воды испить – вот все, что он имеет.