Осень средневековья

Как бы то ни было, действительность принуждала к отрицанию рыцарского идеала. Военное искусство давно уже отказалось от кодекса поведения, установленного для турниров: в войнах XIV и XV столетий незаметно подкрадывались и нападали врасплох, устраивали набеги, не гнушались и мародерства. Англичане первыми ввели участие в бою рыцарей в пешем строю, затем это переняли французы[52]. Эсташ Дешан замечает с издевкой, что эта мера должна была препятствовать бегству их с поля боя[53]. На море, говорит Фруассар, сражаться чрезвычайно опасно, ибо там нельзя ни уклониться, ни бежать от противника[54]. С удивительной наивностью несовершенство рыцарских представлений в качестве воинских принципов выступает в Debat des herauts d'armes de France et d'Angleterre [Прении французского герольда с английским], трактате, относящемся примерно к 1455 г. В форме спора там излагаются преимущества Франции перед Англией. Английский герольд спрашивает у французского, почему флот французского короля много меньше, нежели флот короля английского. А он ему и не нужен, отвечает француз, и вообще французское рыцарство предпочитает драться на суше, а не на море, по многим причинам: "саг il y a danger et perdicion de vie, et Dieu scet quelle pitie quant il fait une tourmente, et si est la malladie de la mer forte a endurer a plusieurs gens. Item, et la dure vie dont il faut vivre, qui n'est pas bien consonante a noblesse"[55] ["ибо там опасность и угроза для жизни, и один Господь ведает, сколь это горестно, ежели приключится буря, да и морская болезнь мучает многих. Item и суровая жизнь, каковую должно вести там, не подобает людям благородного звания"]. Пушка, какой бы ничтожной она ни казалась, уже возвещала грядущие перемены в ведении войн. Была какая-то символическая ирония в том, что Жак де Лален, краса и гордость странствующих рыцарей "a la mode de Bourgogne" ["в бургундской манере"], был убит пушечным выстрелом[56].

О финансовой стороне военной карьеры говорили, как правило, достаточно откровенно. Любая страница истории войн позднего Средневековья свидетельствует о том, сколь большое значение придавали захвату знатных пленников в расчете на выкуп. Фруассар не упускает случая сообщить, сколько добычи удалось захватить при успешном набеге[57]. Но помимо трофеев, достающихся прямо на поле боя, немалую роль в жизни рыцарей играют такие вещи, как получение пенсии, ренты, а то и наместничества. Преуспеяние вскоре уже почитается вполне достойною целью. "Je sui uns povres homs qui desire mon avancement" ["Я бедный человек и желаю преуспеяния"], — говорит Эсташ де Рибемон. Фруассар описывает многие faits divers [мелкие происшествия] из рыцарских войн, приводя их среди прочего как примеры отваги "qui se desirent a avanchier par armes"[58] ["тех, кто желает преуспеть посредством оружия"]. У Дешана мы находим балладу, повествующую о рыцарях, оруженосцах и сержантах[13*] Бургундского двора, изнемогающих в ожидании дня выплаты жалованья, о чем то и дело напоминает рефрен:

Et quant venra le trеsorier?[59]

Доколе ж казначея ждать?

Шателлен не видит ничего неестественного и необычного в том, что всякий домогающийся земной славы алчен, расчетлив, "fort veillant et entendant a grand somme de deniers, soit en pensions, soit en rentes, soit en gouvernements ou en pratiques"[60] ["неутомим и охоч до немалых денег или в виде пенсии, ренты, наместничества, или же иного дохода"]. И даже благородный Бусико, пример для подражания со стороны прочих рыцарей, иной раз был несвободен от сребролюбия[61]. А одного дворянина, в точном соответствии с жалованьем последнего, Коммин трезво оценивает как "ung gentilhomme de vingt escuz"[62] ["дворянина о двадцати экю"].