Осень средневековья

Du chastel d'Amours vous demant:
Dites le premier fondement!
— Amer loyaument.

Or me nommez le mestre mur

Qui joli le font, fort et seur!
— Celer sagement.

Dites moy qui sont li crenel,

Les fenestres et li carrel!
— Regart atraiant.

Amis, nommez moy le portier!

— Dangier mauparlant.

Qui est la clef qui le puet deffermer?

— Prier courtoisement[7].

Любви чтo Замка, мне б спросить,
Основа и живая нить?
— Душой любить.

Из стен — которая главней,

А он — тем краше и прочней?
— Умно таить.

Что башни там во все концы,

Бойницы, квадры и зубцы?
— Очами обольстить.

И кто же охраняет вход?

— Лишь Опасение: мол, станут говорить.

Но что за ключ врата мне отомкнет?

— Любезнейше молить.

Со времен трубадуров значительное место в придворных беседах занимает казуистика любви. Это было как бы облагораживающим возвышением любопытства и пересудов до уровня литературной формы. Помимо "beaulx livres, dits, ballades" ["светских книг, сказаний, баллад"], трапезе при дворе Людовика Орлеанского придают блеск "demandes gracieuses" ["изящные вопросы"] [8]. Разрешить их должен прежде всего поэт. Компания дам и кавалеров приходит к Гийому де Машо; следует ряд "partures d'amours et de ses aventures"[9] ["случаев с разлуками и приключениями любовников"]. В своем Jugement d'amour [Судилище любви] Машо отстаивает мнение, что дама, у которой умер ее возлюбленный, меньше заслуживает сострадания, чем та, возлюбленный которой был ей неверен. Каждый казус такого рода подвергается обсуждению в соответствии со строгими нормами. — "Beau sire, чего бы вы более пожелали: чтобы люди дурно говорили о вашей возлюбленной, а вы знали бы, что она вам верна, — или же чтобы люди говорили о ней хорошее, а вы знали бы за нею дурное?" — И ответ в согласии с высокими формальными понятиями нравственности и неукоснительным долгом отстаивать честь своей возлюбленной перед окружающими не мог звучать иначе, нежели: "Dame, j'aroie plus chier que j'en oisse bien dire et y trouvasse mal" ["Мадам, лучше бы для меня слышать, что о ней говорят хорошее, и зреть дурное"]. — Если дама, которой пренебрегает ее первый возлюбленный, заводит себе второго, более преданного, — должна ли она считаться неверной? Дозволяется ли рыцарю, утратившему всякую надежду свидеться с дамой, ибо она содержится взаперти ее ревнивым супругом, в конце концов обратить свои помыслы на поиски новой любви? Если рыцарь, оставив свою возлюбленную, устремляется к даме более знатной, а затем, отвергнутый ею, молит о милости ту, которую он любил прежде, может ли она простить его, не рискуя нанести урон своей чести?[10] От подобной казуистики лишь один шаг до того, чтобы обсуждение любовных вопросов приняло форму судебного разбирательства, как в Arrestz d'amour [Приговорах любви] Марциала Оверньского.