Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)

Первоначально в Пляске смерти участвовали только мужские фигуры. Намерение соединить предостережение о тщете и преходящем характере всего земного с уроком социального равенства по ходу вещей выносило на передний план именно мужчин как носителей профессий и выразителей того или иного общественного положения. Пляска смерти являла собой не только благочестивое предостережение, но и социальную сатиру, сопроводительные же стихи несли отпечаток легкой иронии. Но вот Гюйо Маршан в продолжении своего издания вводит в Пляску смерти и женщин; изображение сопровождается стихами Марциала Оверньского. Неизвестный автор гравюр следует образцу, который предлагает ему предшествующее издание; от себя добавляет он лишь отталкивающее изображение скелета с женскими волосами, развевающимися вокруг черепа. В тексте, сопровождающем Пляску смерти, теперь уже появляется чувственный элемент, привносящий сюда сожаление о былой красе, которой суждено было обратиться в прах. Да и можно ли было представить все это иначе? У женщин не было четырех десятков профессий и положений, о которых можно было поведать; королева или знатная дама, аббатиса или монахиня, торговка или повивальная бабка – и все ресурсы уже были исчерпаны. В остальном этот ряд мог быть дополнен различными этапами жизни: девица, возлюбленная, невеста, молодая супруга, будущая мать, матрона. И здесь вновь явственно слышится жалоба на исчезнувшую красоту, не сулящую более услады и радости, и еще пронзительнее звучит нота mеmento mori.

В жутких изображениях смерти один образ еще отсутствует: образ самогó смертного часа. Страх, внушаемый им, не мог бы запечатлеться в душах живее, чем воспоминание о воскрешении Лазаря: восставший из мертвых, не ведал он более ничего, кроме щемящего ужаса перед смертью, которую уже претерпел однажды. Если же праведник до такой степени должен был терзаться страхом, – что же выпадало тогда на долю грешника?³⁰ Представление о пришествии смертного часа было первым из того, что входило в Четыре последняя человеков (Quatuor hominum novissima): смерть, Страшный суд, ад, рай, – о чем каждому надлежало размышлять постоянно. Так что представление это относится к сфере потустороннего. Здесь же речь идет пока что лишь об изображении телесного умирания. С темой, которую выражают Четыре последняя человеков, тесно связана тема Ars moriendi [Искусства умирать], создания XV в., которое, так же как и ранее Пляска смерти, благодаря книгопечатанию и гравюрам приобрело сферу воздействия куда более широкую, чем какая-нибудь иная благочестивая мысль когда-либо прежде. Здесь повествуется об искушениях, числом пять, с коими диавол подбирается к смертным: это нетвердость и сомнение в вере, уныние из-за гнетущих душу грехов, приверженность к земным благам, отчаяние вследствие испытываемых страданий и, наконец, привычка высокомерно гордиться собственными добродетелями. Всякий раз, однако, появляется ангел и рассеивает козни Сатаны своим утешением. Описание самих смертных мук было давнишним материалом духовной литературы; вновь и вновь обращается она к одной и той же модели³¹.

Шастеллен в своем Miroir de Mort³² [Зерцале Смерти] все эти упомянутые здесь мотивы свел воедино. Он начинает с трогательного рассказа, который, несмотря на свойственное этому автору выспреннее многословие, нисколько не теряет в своем воздействии, – о том, как его умирающая возлюбленная подозвала его и проговорила надломленным голосом:

Mon amy, regardez mа face.
Voyez que fait dolante mort
Et ne l’oubliez désormais;
C’est celle qu’aimiez si fort;
Et ce corps vostre, vil et ort,
Vous perderez pour un jamais;
Ce sera puant entremais
A la terre et à la vermine:
Dure mort toute beauté fine.

Мой друг, взгляните на мой лик.

Се горестныя смерти жало;
Не забывайте ж никогда,
По смерти что со мною стало,
С тем телом, что в любви пылало,
А днесь отъято навсегда
И вскоре – мерзкая еда
Червей, зловонну плоть сосущих:
Смерть – се конец красот всех сущих.