Осень в Пекине

— Я хочу Рошель. Ей давно уже пора стать моей. Теперь она все больше и больше разваливается. Ее руки приняли няли форму тела моего друга, глаза ее молчат, подбородок обвис, волосы стали жирными. Это правда: она рыхлая. Как тронутый гнилью плод. И пахнет она как тронутый гнилью плод — запахом горячей плоти. И при этом она все так же желанна.

— Вы вдаетесь в литературу, — сказал Грыжан. — Подгнивший плод... Плоть... Это что-то тошнотворное. Он весь сочится, он мякнет у вас в пальцах.

— Просто он очень зрелый... Он более чем зрелый. С одной стороны он чуть крепче.

— Это рассуждения не для вашего возраста.

— Возраста не существует. Мне больше нравилось, какая она была раньше. Но на вещи можно смотреть по-разному.

— Да откройте же глаза наконец! — сказал аббат.

— Я открываю глаза — и вижу, как она каждое утро выходит из его комнаты. Еще вся разверстая, влажная, горячая и липкая после того, что было. И я тоже хочу этого. Мне хочется размазать ее по себе. Она, должно быть, мягкая и податливая, как мастика.

— Омерзительнейшая картина, — сказал аббат. — Содом и Гоморра — цветочки по сравнению с этим. Вы великий грешник.

— Она, наверное, пахнет как водоросли, киснущие на мелководье под лучами жаркого солнца и уже начинающие разлагаться, — продолжал Анжель. — Я думаю, любить ее, все равно что любить кобылицу — в ней просторно и много глухих закутков, и пахнет потом и немытым телом. Я бы хотел, чтобы она не мылась целый месяц и целый месяц каждый день спала с Анной, до тех пор, пока его от нее не стошнит. И сразу после я бы взял ее себе, еще полную до краев.

— Хватит! — оборвал его Грыжан. — Ну и сукин же вы сын!

Анжель взглянул на аббата й затрясся.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Вы так ничего и не поняли. Ведь она совсем пропащая.

— Разумеется, а как же может быть иначе! — сказал аббат.

— Ну да, и в этом смысле тоже, — сказал Анжель. — Для меня тоже все кончено.

— Если бы я мог выдрать вас хорошенько, все бы сложилось совсем иначе, — сказал Грыжан.

Археолог повернул к ним голову.

— Пойдемте с нами, Анжель, — сказал он. — Пойдемте к отшельнику. Мы прихватим Бронзу и пойдем все вместе. Вам необходимо отвлечься, вам нельзя больше оставаться с Пиппо. Тут все кончено, но не для вас.

Анжель провел рукой по лбу и, видимо, немного успокоился.

— Я охотно пойду с вами, но надо взять с собой доктора.

— За доктором отправимся вместе, — сказал аббат. — Сколько ступенек до чердака?

— Шестнадцать, — сказал Анжель.

— Шестнадцать, это много. Вполне достаточно трех. Ну, четыре еще куда ни шло. — Аббат достал свои четки. — Прошу прощения, я должен рассчитаться за мое опоздание, — сказал он. — Я вас догоню.

X

Нелепо, показывая застольные фокусы, пользоваться большими грифельными досками.

Брюс Эллиотт, «Краткий курс иллюзионистского искусства», изд. Пайо, стр. 223

Анжель вошел первым. В клинике были только студент-медик, который лежал, вытянувшись, на операционном столе, и доктор Жуйживьом в белом халате хирурга-ветеринара. Он стерилизовал скальпель над голубым пламенем спиртовой горелки, собираясь окунуть его в бутыль с азотной кислотой. На электроплитке стояла квадратная никелированная ванночка, до половины наполненная кипящей водой и сверкающими инструментами. Над стеклянной колбой с красной жидкостью клубился пар. Студент-практикант лежал совсем голый, с закрытыми глазами, и дрожал. Он был привязан к столу крепкими ремнями, которые глубоко врезались в его вялое тело, обмякшее от безделия и дурных привычек. Практикант молчал, а профессор насвистывал «Black, Brown and Beige»[52] — все время одно и то же место, потому что никак не мог вспомнить продолжение. Услышав шаги Анжеля, он обернулся. Одновременно в дверях появились Атанагор и аббат Грыжан.

— Здравствуйте, доктор, — сказал Анжель.

— Здорово, — отвечал Жуйживьом. — Как дела? Все в норме?

— В норме.

Профессор кивнул археологу и аббату.

— Мы можем чем-нибудь вам помочь? — предложил Анжель.

— Нет, я уже заканчиваю, — сказал Жуйживьом.

— Он спит?

— Еще чего! Буду я его усыплять из-за какой-то чепухи, — ответил Жуйживьом. Он заметно нервничал и все время украдкой оглядывался. — Я анестезировал его ударом стула по голове, — пояснил он. — Скажите, вы не встретили случайно по дороге инспектора полиции?

— Нет, профессор, мы никого не встретили, — сказал Атанагор.

— Меня должны арестовать. Я превысил допустимое число.

— Вы обеспокоены? — спросил аббат.

— Нет, просто терпеть не могу инспекторов, — сказал Жуйживьом. — Сейчас вот оттяпаю руку этому кретину и сматываю удочки.

— У него что-то серьезное? — спросил Анжель.

— Смотрите сами.