Осень в Сокольниках

— Стой! — крикнул он и выдернул из кармана пистолет.

Машина на скорости словно ввинтилась в арку ворот.

— Стрельцов, помоги Фомину!

Вадим выскочил на улицу.

«Жигули» уходили в сторону Маросейки. Внезапно из-за угла выехала сине-желтая машина патрульной группы и заперла выезд из переулка. Все дальнейшее происходило как в кино. Как в фильмах об автогонках.

Позже, чуть позже Вадим поймет, почему у него возникли эти ассоциации.

Позже.

Но сейчас он видел, как «жигули», не сбавляя скорости, развернулись в пенале переулка, влетев на тротуар и ударившись правым задним крылом о стену дома, рванулись в обратную сторону. Но переулок был уже не пустым, как пять минут назад. В другом его конце остановился рафик, и какие-то люди тащили к противоположному тротуару узлы и чемоданы.

Все это Вадим наблюдал краем глаза, отчетливо оценивая обстановку.

«Жигули» с преступниками проскочат именно мимо людей. Но мимо ли?

До машины было метров семьдесят, и он, выскочив ей наперерез, дважды выстрелил в передние колеса. Выстрелил и отпрыгнул, чудом не задетый передним крылом.

Марина, выбежавшая из арки ворот, увидела «жигули», странно, боком летящие по улице, увидела Вадима, катящегося по мостовой.

«Жигули» развернуло, и, потеряв управление, машина вбилась радиатором в сделанный эркером подъезд дома напротив. Раздался грохот, звон стекла. Орлов поднялся, чувствуя, как нестерпимой болью отдает каждое движение, и тяжело побежал к подъезду. Но его уже обогнала подвижная милицейская группа, и два сержанта, на ходу выхватывая пистолеты, лезли сквозь разбитые двери. Переулок сразу наполнился шумом, кричали что-то напуганные жильцы домов, высунувшись по пояс из окон. Наиболее скорые на ногу, как всегда, это были пенсионеры, бежали к месту аварии, забыв о давлении и подагре.

— Что? — спросил Вадим сержанта.

— По-моему, оба насмерть.

В переулок, нещадно ревя сиреной, влетела «скорая помощь», вызванная Стрельцовым.

— Давайте дежурную группу, — приказал Вадим и сел прямо на тротуар, прислонившись спиной к прохладному кирпичу стены.

— Товарищ начальник, — склонился над ним сержант, — у вас все лицо в крови.

— Потом. Обеспечьте сохранность места происшествия.

Вадим закрыл глаза, ощущая спиной только приятный холод стены, который, казалось, снимал боль.

— Вадим, Вадим, — услышал он женский голос. Кто-то бинтовал ему голову.

— Потом, потом, — повторял он.

И вдруг он услышал голос Кафтанова:

— Спрячь оружие, Вадя.

Он открыл глаза, увидел начальника управления и встал. Сработал многолетний инстинкт.

— Доктор, — приказал Кафтанов, — подполковника в машину.

— Все нормально. Ушибся чуток. Как Фомин?

— Подрезали его сволочи эти, — с ненавистью выдавил Кафтанов. — Врач говорит, что надежда есть. Ты успел вовремя. Ты-то как?

— Ничего страшного.

— Пошли к Алимову, там уже Малюков и понятые.

Они поднялись по лестнице и вошли в открытую дверь квартиры. Вадим услышал ленивый баритон Малюкова:

— Значит, Стрельцов, пиши. Я, старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, советник юстиции первого класса Малюков, 20 августа 1983 года в 19 часов 30 минут произвел обыск в квартире гражданина Алимова Б.В. по адресу: Армянский переулок, дом 6, квартира 17 в присутствии понятых гражданина Фолизина Г.М. и Егорова В. К., проживающих по тому же адресу в квартирах 16 и 15. Обыск произведен на основании постановления Мосгорпрокуратуры за номером 436. Записал, Стрельцов?

— Так точно.

— Я на кухню пойду, напьюсь, — сказал Вадим.

Он вышел на кухню и сел, вспомнив, что не имеет права трогать ни кран, ни чашки.

А из комнаты деловито звучал голос Малюкова:

— Обыск начат в 19:35, при электрическом освещении…

— Выпейте воды, я из магазина принес. — Саша Крылов протянул Вадиму бутылку боржоми.

И Вадим пил этот необыкновенно вкусный напиток. Пил жадно, чувствуя, как силы постепенно возвращаются к нему. Потом на кухню вошли Кафтанов и Малюков.

— Хорош? — спросил Кафтанов.

— Герой. Прямо полицейский комиссар в исполнении Лино Вентуры.

— Олег, — Вадим оглядел форменную красоту Малюкова, — твоя ирония больно ранит мое героическое прошлое. Нашли чего-нибудь?

— Чепуху, — весело ответил Кафтанов. — Пустяки всякие. Камин французской работы, кресты, иконы, несколько картин, пистолет ТТ и одиннадцать тысяч денег.

— Какой камин? — вскочил Вадим. — Мой?

— Твой, — спокойно сказал Малюков, — только его сначала на Петровку отвезут, а потом к тебе домой. Ты иди в комнату, мы будем кухню осматривать. Смотрите, Андрей Петрович, — обратился он к Кафтанову, — до чего у вас волевой подполковник Орлов.

— Воля, милый мой Олежек, — это прежде всего инструмент насилия над самим собой.

Вадим встал и вышел из кухни.

Камин стоял посередине комнаты. Желтый свет лампы под матерчатым абажуром, таким модным в предвоенные годы, абажуром, считавшимся когда-то символом незыблемости семейного очага, скупо освещал фарфоровых дам в кринолинах и грациозных кавалеров в кургузых камзолах.

— Красиво, Вадим Николаевич, — сказал за спиной Крылов.

— Красиво.

— На такую красоту эта сволочь руку поднимает.