Осени не будет никогда

Он остановился, чтобы отдышаться для решаюидего броска, сдерживая мощь Абрека, который драл поводок, прикусывая его между клыками, но молчал, не лаял.

Андрюшка отстегнул карабин и второй раз в своей жизни скомандовал «фас»!

Кавказцу понадобилась лишь пара мгновений, чтобы одержать победу и кинолог услышал женские вопли, перемежающиеся мужицкой матерщиной.

Побегу, подумал Слизкин. А то загрызет ведь!..

Он добежал до полянки, по которой катался клубок из человеческих тел, в который успешно вгрызся Абрек и драл фигуры за телогрейки, разбрасывая по округе ошметки ваты.

Вот они какие, Бони и Клайд!

— А-а-а! — кричала женщина.

— О-о-о! — вторил ей мужик.

Ситуация была под контролем, а потому Слизкин скомандовал «фу», оттаскивая разгоряченного пса от преступников.

— Лицом в землю! — вскричал Андрюшка.

Оба рваных подчинились беспрекословно, а лицо мужика пришлось прямиком в край муравейника. От этой ситуации он начал покрикивать, а Слизкин неловко надевал наручники на задержанных.

Наконец он закончил.

— Все, можете вставать!

С охами и ахами пара перевернулась лицами к небу и уставилась на милиционера изумленно.

— Андрюшка! — воскликнула мать.

— Сынок!

— Мама? — удивленно отозвался Слизкин. — Папа?

— Да что ж ты, сынок, в менты пошел! — таращила глаза мамаша, косясь взглядом на Абрека.

— Опозорил, гаденыш! — гавкнул отец, но тут кавказец прикусил его слегка за ногу, заставив папу замолчать.

— Другой работы в поселки нету, — сказал Андрюшка. — А за что вы дедушку убили?

— А потому что он сукой был, твой дед!

— А вы кто?

— Мы — родители твои! — ощерился папаша.

— А чего вы оба чернявые, а я рыжий? — поинтересовался Слизкин.

Здесь Андрюшкин отец вдруг задумался, а мать сделала вид, что вопрос не ей задан, а просто в пространство проговорен.

Отец все думал, шевеля губами, будто что-то подсчитывал… Неожиданно русский Клайд нанес ловкий удар своей подруге ногой в живот, приговаривая: «Утроба грязная! Сука немытая!..»

Мамаша взвыла, скорчилась и к сыну оборотилась.

— Что ж, ты сынок, мать свою позволяешь обижать!

Слизкину не понравилось действие отца, он хотел было применить Абрека матери в помощь, но сначала поинтересовался:

— А кто папа мой? Настоящий?

— Да-да! — поддержал Андрюшку убивец деда. — Где ты рыжего-то нашла, любительница цветного кино?!. Разве этот шисенок похож на меня, на мужика?! Меченный он! Шельма! — Он вновь попытался ногой достать материнское брюхо, но Слизкин был начеку и ослабил поводок, чем не преминул воспользоваться Абрек, вонзивший свои клыки в лодыжку лже-папаши.

— А-а-а! — кричал мужик на весь лес. — Менты поганые! Пыткой мучаете!

— Так тебе и надо! — подзуживала мать.

— Ну, все! — прикрикнул Андрюшка. — Вставайте!

— Ты, сына, руки освободи маме!

— В наручниках пойдете!

— Сдашь нас? — изумилась престарелая Бони. — В ментуру?

— Я ж тебя, Дрюня, воспитывал! — зажалился отец. — Мамка твоя выпивала, а я тебе молочко в магазине покупал!

— Во-во, — вспомнил Андрюшка. — Бабуля говорила, что вы меня грудного магазинным молоком вскармливали. Что у меня оттуда болезни все!

— Жива, падаль старая! — воскликнула мать.

— Надо было ее с дедом тогда!

Лицо милиционера Слизкина помрачнело.

— А ну, пошли!

— Да как же ты можешь!

— Христопродавец!

Здесь кавказец Абрек свой голос подал, клокочущий злобой и поражающий обилием обертонов.

Пойманные родители поднялись с земли русской и поковыляли в сторону цивилизации. Иногда Слизкин позволял Абреку раз-другой куснуть за мягкие места преступников, чему псина была чрезвычайно рада.

— Морозов ты! — причитала мать.

— Павлик! — вторил отец. — Пионер гребаный!

— Шагайте, шагайте! — не оскорблялся Андрюшка.

— Надо было тебя в шайке банной утопить во младенчестве!

— Я пыталась достать его гвоздем, — сообщила мамаша. — Когда он еще в утробе был! Живучий, сучонок! Сейчас бы и воспоминаний не осталось!.. Жаль, гвоздик короткий был!..

Так, обругивая Андрюшку, на чем свет стоит, они были явлены монинскому участковому, на лице которого выразился праздник Первого мая, особенно, когда из-под телогреек были извлечены иконки и крест батюшки.

— Ну, Слизкин! — жал рядовому руку участковый. — Ну, потряс! Ну, удивил!

— Абрека благодарить надо, — скромно ответствовал Андрюшка. — Я что, я при собаке!

— Да, молодец ты преогромный! Собаку-то ты воспитал!

Слизкина наградили денежной премией в размере десяти американских долларов и дали три дня отгулов, которые он провалялся дома, мучимый вопросом: похож ли он на современного Павлика Морозова?

Баба Нина рассказала, что Светофора в больницу увезли, в Москву.

— А что с ним?

— Гормон какой-то у него большой. Вот и растет парень без остановки. Вымахал за два двадцать!

«Чемпионом мог бы стать, — прикинул Слизкин. — В NBA играть, миллионы зарабатывать, а тут какой-то гормон…»

После отгулов, в рядовой день, он встретил Катьку, сильно беременную, и когда она призналась, что понесла от Светофора, Андрюшка еще раз подумал, что все в жизни связано, что каждый — часть каких-нибудь событий, или события — часть твоей жизни…

— Может, мне аборт сделать? — спросила Катя.

— На таком-то сроке? — пожал плечами Андрюшка.