Осени не будет никогда

Это они вызвали «скорую», приехавшую с этой карлицей Бове. А к кому вызвали? К лысому. Правильно. Потом запросили подкрепление, и выехал на бульвар Пожидаев. Там лысый завладел табельным оружием Хренина и выстрелил в Душко… Бедный парень, пожалел полковник. Досталось же ему!.. И нога, и ж… Стоп!!! Кто в кого выстрелил?!!

— Да что же это я! — загасил сигару в пепельнице Журов. — Это же наша версия! Коллегиальная!… Липовая! Не лысый стрелял в Душко, а Хренин… Как же я забыл!.. А чего он стрелял?.. Да какая разница! Пусть разбирательство, пусть весь отдел премии лишают!.. Кто виноват?.. Хренин! Хренин — сучий потрох!!! Бове, лишь ниточка, потянувшаяся за выстрелом, Пожидаев веревочка, прикрепившаяся к ниточке, а уж грузин — канат!

Полковник порадовался, что голова его еще не отказывает, почесал в благодарность затылок и подумал, что теперь знает виновного, а если он знает такового, то что надо делать? Правильно. Принимать меры…

Он сел за стол и нежно ткнул пальчиком кнопку селектора.

— Хренина ко мне!

— Ушел в гастроном на обед!

Журов рассказал селектору весь матерный словарь за одну минуту. Причем он не просто выдавал слово за словом, а выстраивал их в смысловую очередность, которая при переводе на язык обыкновенный означала:

— Я всех ваших мам любовником буду! Всех поставлю, как собачек женского пола, на четвереньки и каждому засуну в природное отверстие по гранате! И т. д.

— Сбегать, что ли, за Хрениным, товарищ полковник? — поинтересовались из селектора.

— Ага.

— Понятно. А то вы как-то замысловато!..

Журов разбил очередной бюст…

Прошло время, и в селекторе закряхтело:

— Товарищ полковник, вас можно?

— Меня никогда нельзя! — рявкнул Журов в ответ. — Это я могу любого и когда захочу!

— Здесь девушка к вам давешняя прибыла, — не обращал внимание на раздражение начальства селектор. — Говорит, по очень важному делу.

— Какая девушка? — с недовольством поинтересовался начальник отдела, хотя уже понимал, какая, и кривил физиономию, как будто лимон разжевал.

— Бове — фамилия. Которая старшине моргала выколола.

Журов поправил на брюках ремень, в брюках хозяйство и распорядился пускать.

Она вошла — сама нежность. В темненьких очочках, со свежей прической и пахнущая тем запахом, который как раз подходил к двум другим — сигарному и коньячному.

— Шанель номер пять? — случайно спросил полковник.

— Угадали, — улыбнулась Сашенька, хотя духи были даже не французскими.

— С чем пожаловали в нашу скромную обитель?

Сашенька поглядела на разбитый бюст и поинтересовалась:

— Что ж вы так с Президентом неосторожно?

Еще одна гэбистка, тяжело вздохнул Журов и еще раз сказал:

— Я вас слушаю… — А сам подумал: застрелить ее, что ли?

Бове села на дерматиновый стул и сообщила, что имеет грандиозный план!

— Какой? — вяло поинтересовался мент.

— Внимание включите!

— Ну, включил!

— Выпускаем Зураба сейчас же!

Сашенька торжествующе молчала, ожидая соответствующей реакции.

Лицо Журова окислилось, как старый медный провод в сырой обстановке.

— Это все?

— Почти. Мы отпускаем Зураба, и он перестает нам всем мстить!

— С чего бы?

— Душко пишет бумагу, что не имеет к нему претензий, Зураб пишет точно такую же вам, я выхожу за грузина замуж, ну, а вы просите его о том, чего вам нужно.

Вот-вот полковника должно было замкнуть.

— За кого замуж?

— За Зураба. Он мне давно предлагает.

— Да я за Душко… — вдруг побагровел Журов. — За парня своего, за ж… его!

— Душко не в претензии, я же сказала!.. Его прооперировали, всего двадцать один шов… — Сашенька поднялась со стула, взяла коньячную бутылку и плеснула себе в полковничий бокал. Выпила маленькими глоточками. — Поди, в министерство хотите? — спросила. — У Зураба такие связи, будет кабинет и секретарша… А там и генерала к юбилею…

Попала в живое, словно пуля в печень. Полковник даже на минуту отключился, представляя свежую «Волгу» и просторный кабинет с портретом Президента на стене. Чувствовал, что девушка не блефует.

— Вам-то что со всего этого?

— Лысого отпустите.

— Слизькина?

— Его.

— Да, пожалуйста! Забирайте вашего идиота! Я сам его давеча хотел отпустить! — полковник икнул. — Только у него, как вам сказать… Ну… Физиономия несколько в необычном состоянии… Без претензий?

— У нас у всех все в необычном состоянии!

Крякнул селектор, сообщив, что Хренин явился.

— Пусть ждет!.. А мне давай сюда грузина тащи!

— Без уважения тащить?

— Я тебе руки распущу, стервец! Мы не палачи какие-нибудь! Мы российская милиция, призванная соблюдать закон так, как он писан, а не так, как мы его трактуем!.. Понял?!

Из селектора донесся грохот, и Сашенька подумала, что сотрудник упал в обморок.

— В наручниках грузина! — крикнул вдогонку Журов, а пока ждали Зураба, офицер, чуточку актерствуя, вяло интересовался, зачем Сашеньке, такой красавице, в наши смутные времена выходить замуж за кавказца?

— Да вам-то какое дело! — схамила уставшая девушка.

— В общем, никакого, — подтвердил Журов. — Немодно это сейчас как-то…

Дальше сидели молча, смотрели в разные стороны и ждали.

Дождались.