Осеннее равноденствие

Но от природы она была слишком эмоциональна, слишком энергична, чтобы жить с пустотой внутри, поэтому место уничтоженных желаний заняли новые. Яна захотела родить ребенка. Малыш точно ее не предаст, она будет любить его, ей так хотелось заботиться о нем, таком маленьком, беззащитном… способном любить ее так, как она любила свою мать. В ту пору она еще не разочаровалась в Татьяне, но инстинктивно уже подозревала: мать ее на самом деле не любит.

Татьяна поддержала дочь, однако лишь на словах. Да, конечно, ребенок нужен! Но не сейчас, уж точно не сейчас. Тебе же всего двадцать, ты не готова, сначала заверши учебу! Тебе всего двадцать пять, наслаждайся молодостью, успеешь еще посвятить себя рабству материнства. Тебе двадцать семь, какие твои годы? Да и вообще, бизнес сейчас активно развивается, рождение ребенка – это пауза, которую они не могут себе позволить. Нужно еще подождать!

В какой-то момент до Яны дошло, что ждать можно вечно. Всегда будут дела, которыми нужно заняться, всегда время будет не совсем подходящим, а подходящее так и не наступит. Поэтому она чуть ли не впервые в жизни решилась поступить наперекор матери.

Она отправилась в отпуск, и Татьяна, не ожидавшая подвоха, отпустила ее. Там, на берегу моря, Яна закрутила роман с первым же мужчиной, проявившим к ней внимание. Ей достаточно было видеть, что он здоров, остальное ее не интересовало. Она ведь уже усвоила, что все мужчины – предатели, они одинаковые, их не стоит оставлять в своей жизни. Поэтому, когда ее временный возлюбленный признался, что хочет видеть ее и дальше, Яна дала ему неверный номер телефона. Этот мужчина так убедительно изображал любовь, что она хотела наказать его. Ведь не мог же он ее любить на самом деле, мужчины на это не способны!

О том, что она беременна, Яна узнала через три недели после возвращения из отпуска. Обрадовалась, конечно, и первым делом рассказала главному человеку в своей жизни – маме. Татьяна бурно восторгалась и поздравляла дочь. Купила тортик и воздушные шарики. Они стали обсуждать, как назовут ребенка, как оформят детскую комнату…

Еще через десять дней у Татьяны обнаружили проблемы со здоровьем – опухоль, пусть и доброкачественную, но все равно очень опасную. Ее ожидала операция и долгое восстановление. И как назло, именно сейчас в бизнесе начались трудности, с их счета пропали деньги, обратиться в полицию было нельзя, ведь тогда пришлось бы объяснять, откуда эти деньги взялись. Словом, навалилось все и сразу, как проклятье какое-то!

Нельзя сказать, что Татьяна заставила дочь сделать аборт – нет, она никогда не действовала так нагло. Но она умело подтолкнула Яну к мысли, что прямо сейчас нельзя рожать. Беременность ее отвлечет, а уж забота о малыше – тем более. Понятно, что она расстроена. Все расстроены. Ну ничего, время еще есть, всё будет, просто чуть позже!

А потом оказалось, что не будет. Уже никогда.

– Я плохо помню тот день, – признала Яна. – Только какое-то сумасшедшее, дикое нежелание делать это… Я думала только о том, что убиваю своего ребенка! Я так долго представляла, как держу его на руках, баюкаю, целую, как он улыбается мне… Теперь я должна была его убить. Даже когда я забралась на кресло в этом вонючем подвале, мне хотелось все бросить и бежать. Голой, в зиму – плевать! Просто уйти оттуда и спасти ребенка…

Но она так и не позволила себе отказаться, а дальше от нее ничего не зависело. Яна то приходила в сознание, то снова проваливалась в темноту. Вокруг нее мерцали огни, сначала тусклые, потом – слепяще яркие. Сменялись люди, звучали громкие голоса, но она не различала лиц и не понимала смысл слов. Она догадывалась: произошло нечто страшное, и все же тогда разум милосердно берег ее от понимания.

Правду ей сказала мать, когда Яна окончательно пришла в себя уже в городской больнице.

– И даже тогда я не разобралась, что к чему, – горько усмехнулась она. – Да и не до того мне было! Я плакала и не могла остановиться. Я смотрела на свое тело и не верила, что оно больше не способно… Еще вчера внутри меня была жизнь. Теперь мне казалось, что внутри меня только смерть, я и сама уже мертвая.

– Как ты узнала правду? – спросил Гарик.

– Так от мамочки и узнала! Мы с ней обсуждали что-то по работе, потом поссорились… Она уже бухнуть успела – для нее это привычно. Тогда она и ляпнула что-то вроде «Ты должна быть благодарна, что я спасла тебя от превращения в свиноматку!» Потом она сообразила, что сболтнула лишнего, мы вроде как помирились, но… Я не могла перестать думать о ее словах. То, что у нее был пришибленный вид, когда она начала извиняться, лишь дополнило картину. Моя вера в абсолютную любовь мамочки пошатнулась…

– Она хоть выдержала тот спектакль с опухолью?

– Вроде того. Она уехала куда-то на две недели, потом вернулась. Сказала, что отказалась от долгой реабилитации ради меня. И я снова поверила… Я совсем дурой кажусь?

– Ты кажешься дочерью, любовью которой воспользовались.

– Может… Но и наивность не длится вечно.