Осеннее солнце

Я поднялся с дивана и вышел на крыльцо, и увидел, что все вокруг дома усыпано яблоками. Яблоки падали на крышу, скатывались по желобам шифера, и шмякались на землю. Пахло кисло-сладкой недопеченной пастилой, забродившим соком, яблоки светились оранжевым, в их боках отражалась луна.

Я сел на пол, сбоку от ступеней, под керосиновую лампу, вытянул ноги. Тут и уснул.

Шнырова. Ее мама голыми руками задавила бешеную выпь.

Дрондина. Ее тетя угнала в Брантовку двухместный дельтаплан.

Яблочный вор. Это как еж, но раза в два крупнее и морда квадратная. Яблочный вор выбрался из дальних нор и явился за яблочным запасом. Я попробовал нащупать в кармане телефон, но он прилип, а потом я вспомнил, что в нем давно кончилось электричество, бесполезная вещь, никто не мог снять яблочного вора, хотя многие его видели.

Шнырова в автобусе всегда ездила на передних сидениях.

Дрондина в автобусе всегда ездила сзади.

Яблочный вор, урча и дрыгая короткими лапами, катался по земле, яблоки насаживались на шипы.

Разбудила мама. Она трясла меня за плечо. В плохом настроении. Когда мама в хорошем, она щекочет меня за пятку.

– Просыпайся! Ваня! Просыпайся!

– Что? – не понял я.

– Просыпайся!

Я открыл глаза. Часа три. Ночь еще не закончилась, но луна  светила уже бледным, яблоки погасли. Я обнимал керосиновую лампу.

– Что случилось? – спросил я.

– Уезжаем, – ответила мама. – Давай, поторапливайся, времени мало.

– Почему…

– Когда будет почему – поздно будет. Не тупи, хорошо?! Собираемся!

Мы начали собираться.

Мама трамбовала сумки, я заколачивал окна. Притащил лестницу, достал из сарая доски и прибивал их поперек окон, по три на каждое.

Яблоки падали. На землю, на крышу, катились по шиферу, шмяк, мир вокруг меня был наполнен падением.

Доски не от воров, а от яблонь, когда в доме нет хозяина, деревья любят заглядывать внутрь.

За десять минут управился. Утром молоток звучал дико, дом вздрагивал от каждого удара, я постарался закончить поскорее. Сарай заколотил, а то барсук заживет. Вернулся домой. Не знал, куда молоток пристроить, поставил его на печку. Мама скатывала половики, загоняла их под столы и кресла, на полу оставались выгоревшие взлетные полосы.

– На Новый год приедем, – говорила она. – Вещи надо забрать, да и проверить тут все. А потом опять лето. Я слышала, что на севере детей из школы отпускают уже в мае… А я на работу устроюсь, в школе полы мыть, или нянечкой в детский сад, мне тоже отпуск дадут. А на Новый год сюда!

Мама трусила из банки крысиный яд по углам, по полу раскатывались красные гранулы. Ни один Джерри не устоит.

– Елку поставим, санки… Девчонки приедут – им же надо дома проверить…

Зимой здесь действительно здорово. Можно не то что лыжный склон, можно бобслейную трассу устроить.

– Что еще… – мама огляделась. – Ах, да!

Она выкатила из-под стола бидон и стала убирать в него макароны, сахар, крупу, а поверх посуду, вилки и ложки. Задраила крышку.

– Как мы доберемся до города?

– Сегодня суббота. Все поедут на рынок, кто-нибудь подберет…

Мама села на бидон, вспоминала.

– Все равно что-нибудь забыли, – сказали она. – Нельзя хоть чего-то да не забыть… Ничего, зимой заберем…

Мама замерла, закрыла глаза. Зачем молоток оставил на печке? Надо было на столе.

– Пора, – мама поднялась. – Пора-пора…

Мама вручила мне сумку, стала закрывать дверь. Дверь не хотела, не поддавалась, сколько мама не налегала. Я оставил сумку и навалился плечом, косяк скрипнул, петли сошлись, мама вставила замок.

– Все… – выдохнула мама.

Дверь на веранду не сопротивлялась.

– Ну, вот теперь все, – мама нервно прятала ключи в сумочку. – Все, калитка осталась… Нет, я сама!

Это такая примета – замки надо закрывать одной рукой. От крыльца до калитки под ногами хрустели яблоки, не распинать.

Калитка тоже дурила, дужка замка оказалась слишком толстой, сколько мама не старалась, впихнуть ее в петлю щеколды не получилось.

– Да кому это нужно… – сказала мама и швырнула замок в крапиву.

Мама закинула сумку на плечо и пошагала вниз по улице Волкова.

– Догоняй, нечего тут.

Тихо, словно все, что было вокруг, задержало дыхание и взглянуло на меня.

Я стоял возле калитки дома, в котором прожил всю жизнь, и на меня смотрел Туманный Лог. Мой дом, сквозь доски заколоченных окон, дом Дрондиных и дом Шныровых, тополя, безмолвие, яблони, сады, улица Волкова, дорожки и тропки, трава, овраг и ручей, все то, что я знал.

Я хотел слова. Напутствия на дорогу, пожелания удачи, привета, эй, не уезжай, эй, возвращайся. Туманный Лог молчал.

Я отвернулся и пошагал вслед за мамой по улице и вниз, к реке. Почему-то я знал, что больше не вернусь сюда никогда.