Осенняя Осанна

Я верю – мне она верна, на Небесах она чиста.

Сомнения, насылаемые обильно Врагом мутят помышление мое глаголом о порочности Девы, якобы она лишена благодати, будто бесполезны учительские увещевания мои. Воздействие сил злых сильно сокрушает естество мое, потому что лживо и лукаво по сути своей. И о внешнем толкует зло, подтверждая пороки ее очерствелости, она якобы отклоняет нравственность как суть человеческую, и мне больно от сего, внешний идеал ее красоты омрачен грехом, и лишь в духе Девы я различаю совершенство наивысшего порядка добродетели. Словесами пытаюсь я развеять страсти ее, но действенны ли слова мои, внешне бессильны, но надеюсь, поселятся они в ее сердце, дабы однажды восстать пред нею, как подмога совести, пред непотребствами злыми. Я страдаю много, ибо не могу исправить ее, принудить ее к Истине, по причине разлуки. Я жажду спасенье Деве, но ощущая бесчувствие ее, понимаю, как тяжек путь мой, насколько велик груз, который влачить мне до Врат Райских. Жива любовь моя, ибо я вижу святость в душе ее, глубинное свечение, но духи злые должно быть твердят ей о материальном благополучии тленном, о суетном веселье юности, и о мнимой порочности рода человеческого. По слабости я много гневаюсь. Сожалею о любви своей, столь несчастной, столь одинокой, столь жертвенной. Но ведаю – если не я учитель ее, наставник в добре, то кто тогда? Я показал ей путь узкий, указал на житие верного выбора. И мне нести ответственность за нее, мне быть судимым за нее.

X.

Мечтательный очерк сей есть прошенье о встречи Небесной.

Обещай, что мы будем вместе на Небесах,

Обещай, что ты явишься ко мне во снах,

Пообещай, что ты примешь любое мое творенье,

Пообещай, что сей мечту, постигнет исполненье.

Я так много думаю, о спасении души ее, что забываю о себе, я так поглощен всецело Девой, что отрекаюсь от самого себя ради нее.

Я ненавижу себя, потому желаю отвергнуть себя и раствориться в Деве, объять заботой ее, но любит она себя, потому довольствуется собою лишь, посему отвергает меня.

Дева, велика ее власть над судьбой моей, велика ответственность на ней, ибо всякое касание ее, это первое касание девы ко мне, и должно быть последнее, если не соизволит она повторить те деяния беспорочные, она гуляет со мной и то также впервые. Вот посмотри, все воспоминания мои связанные с женским вниманием связаны лишь с ней одной, она выбирает, сколько их будет в моей жизни, богата будет моя жизнь или бедна оными событиями, каков буду я, счастливым или унылым, буду ли я творить радостные сочиненья или трагические. Вот сколь велика важность Девы в жизни моей, посему пусть распоряжается взвешено и разумно со мною.

XI.

Отныне явственно ведаю я, ради чего любовь во мне зиждется светочем, для созидания целомудрия. Любя Деву я не знаю других дев, посему девство сохранено в плоти моей и в душе моей. Любовь есть целомудрие. Воистину прекрасно возрастание ее, преображение из семени малого юного в великое древо любви нетленной.

Дева сохраняет меня девственным, оберегает девственность мою, яко Ангел Целомудрия.

Ты Дева нецелованная и невинная, верю я в это, ибо тому должно быть, неоспоримо такова, несравненна по чистоте, чья девственность превосходит мое девство подобно лучине пред солнцем, сохраняя уста свои непорочными, верю я, так будет и впредь.

XII.

Далее рождены малые сонеты.

“Некогда я созерцал любовь вне себя, затем в себе и ныне над собою.

Плоть, душа и дух – строенье человека. Божества осененные искрою”.

“Нежнейшее созданье Неба покоряет робкий взор.

Простор надежд в устах младых шепнет – Во всем мире ты один.

Изъясните мне виденье – проникновенный путь годин.

Прямо в сердце, где детский лепет, мудрый вздор”.

XIII.

Сей образ, словно мечтание ставшее явью:

Смирит усталость, поэт, родившись вновь

Познает тайную любовь, кров сфер Небесных.

Где Дева в ореолах правды честных, святые души

Встречает лаврами венца, ласкает уши, длани

Обожает пеньем и касаньем исцеляет раны, ей

Радостно те души величать, гостей с земли

Новоприбывших посланцев кои ничего не унесли, их сумы

Небесными сокровищами полны, и я издали взираю.

Любовью Небо содрогаю, но с чем прийти к тебе?

И что оставить мне себе? За вдохновенье вот тебе творенья,

Оно не ведает смущенья, но я смущен перед тобою,

Словно создал я прах душою, словно ты не Муза,

Нет, ты больше, сердца ты обуза, но волненье,

Океана неугасимо бурное стремленье, в потоках заточить

Попробуй, ту воду не испить, слезы – вода святая

Очистит прегрешения мои, будто нага душа моя пред людьми.

Мир кличет мне – возьми, но мир внутри меня богаче.

В свирепом плаче оплакивает ушедшую Мечту.

Позволь сначала я начну – спрошу у Провиденья.

Но мне укажут на творенье, глася – готов ли ты их сжечь.

Вновь слезами робкими истечь над образом Любимой.

О, я жил надеждой мнимой, иль я родился без надежды,

Как впрочем, и без одежды, сотворенный Богом, матерью рожденный,

Ради спасенья собственной души, то смысл жизни непреложный, отнюдь

Несложный, если свечи веры не задуть, не уснуть забвеньем

Плоти, с юным рвеньем на свиданье к смерти не прийти.