Собрав эти бумажки, государственные, якобы, фонды вдруг исчезли, испарились вместе с собранными ваучерами, а собственниками заводов, шахт, пароходов вдруг объявились Фридманы, Вексельберы, Алекперовы и т.п. Эти типы, украв ваучеры с помощью власти, стали реальными собственниками всего достояния страны. Правда и люди со спекулятивным опытом, скупая ваучеры по реальной их цене за бутылку водки тоже могли прихватить свой кусок. Так, директор магазина, оцененного в советских рублях в сто тысяч (это стоимость десяти трёхкомнатных квартир) мог скупить 10 ваучеров и оформить за них магазин в свою собственность, конечно, дав взятку за это нужному чиновнику.
Например, институт, в котором работает Иван Петрович, в 1996 году, под разговоры о приватизации, был оценен в 51 миллион рублей (а это здания, оборудование и около 30-ти самолётов), что по тогдашнему курсу составляло примерно 10 тысяч долларов США. Если бы приватизация состоялась, то вполне вероятно, что собственником института стало бы лицо авиационной национальности, типа Ваучерберг.
В результате трёхходовой комбинации лиц финансовой национальности вся государственная собственность России стала их частной собственностью, священной и неприкосновенной, хотя эти пауки в банке продолжают борьбу уже между собой за лакомые куски, отнятые у народа путём обмана и махинаций.
Чтобы отвлечь внимание людей, власть объявила о приватизации квартир, в которых люди жили и которые и так были собственностью семьи: нельзя было только продавать. И вот, например, Иванов оформлял в собственность свою двухкомнатную квартиру на 4-х человек, а Березовский оформлял в собственность компанию «Сибнефть» (которую у него потом отобрал Абрамович), а в итоге почти все стали собственниками – такое вот равноправие.
В институте, при сокращении бюджетного финансирования, началась стихийная приватизация результатов работы НИИ за предыдущие годы и продажа этих результатов уже на коммерческой основе. У Ивана Петровича были собственные разработки, в том числе и проект докторской диссертации, которые он и продавал по договорам. Кстати этих результатов хватило ему лет на десять. Другие же продавали результаты работы института, оказавшиеся в их руках, поэтому в выигрыше оказались те, кто оформлял завершающие результаты научно-исследовательских работ.
Как и по всей стране, наверху оказались не те, кто сделал, а те, кто сумел прихватить, не те, кто умеет делать, а те, кому поручено. Но даже в этих условиях, численность работников НИИ очень быстро стала сокращаться и сейчас примерно в пять раз меньше дореформенной – советской, при этом, большинство лиц учёной еврейской национальности покинуло НИИ – стало и не престижно и материально не выгодно работать в НИИ. То ли дело, спекуляции разного рода и пошиба!
Поскольку, стали нужны конкрентные результаты по конкретным самолётам, а Иван Петрович со своими сотрудниками занимался общими проблемами авиации и эти проблемы финансировались слабо, то в отделе стали раздаваться упрёки, что Иван Петрович со своими людьми живет за их счёт. Тогда он написал рапорт начальнику института и выделился в самостоятельную лабораторию, а потом и в самостоятельный отдел и с лета 1992 года так и продолжает существовать экономически независимо. Однако, с развалом авиации объёмы работ сокращаются и у него из девяти сотрудников осталось пятеро, потом трое да и на них уже не хватает работы, а значит и достойной зарплаты.
Надо сказать, что командных должностей он никогда не искал и не стремился к ним, а достигнув уровня самостоятельной работы в должности начальника сектора, так и оставался им более 16-ти лет и только упрёки в иждивенчестве заставили Ивана Петровича организовать экономически самостоятельный отдел. В Советское время, главное было добиться самостоятельности в работе и, при отсутствии желания порулить в науке, разница в оплате труда руководителя низшего уровня с учёной степенью и руководства НИИ была несущественна.
Но в период разграбления страны всё изменилось. Руководство любого предприятия, независимо от формы собственности, стало выделяться в замкнутую группировку, которая отделяла себя от остального коллектива и устанавливала себе доходы в виде зарплат и премий, которые в десятки и сотни раз, превышают доходы исполнителей. Это и есть присвоение результатов чужого труда – к чему и стремилась вся эта свора, так называемых, демократов. В 1992 году всё только начиналось и содержание руководства ещё не было таким обременительным, поэтому исполнителям удавалось зарабатывать и на себя и на «того парня»: на руководство и всяческие вспомогательные службы и их персонал. К сожалению, жадность не имеет ни границ, ни национальности и экономические хищники 1990-х годов кажутся котятами в сравнении с волками двухтысячных годов.