Осенние дали

По косогору к скреперу медленно шла Маря Яушева, часто нагибалась, собирая камни в рваную плетушку. Губы Молостова сложились в тяжелую, неприязненную усмешку. Он сильно потер лоб, не замечая, что испачкал его грязными от камня пальцами.

— Хорошо. Ну а где бы мы стали жить? — вдруг спросила Варвара Михайловна и опять густо покраснела, но уже совсем по-другому, мягко, стыдливо.

— Где прикажете. Мне предлагают в Больших Угонах заведовать райдоротделом. А хотите, я переведусь в другую область. — И, еще раз покосившись на подходившую Марю, он торопливо закончил: — Нам опять помешали. Я вам напишу в деревню и буду ждать ответа. Не бойтесь, Варя, доверьтесь любви. Мы должны быть вместе, должны. Сегодня же встретимся… последний раз перед отъездом.

— Неудобно. Люди везде.

— Обязательно. Слышите, Варя? Обязательно.

— Ну… если только на минутку.

Молостов схватил руку молодой женщины и, не обращая внимания, видит ли это Маря Яушева или кто другой из лагерников, крепко прижался к ней горячими губами. Круто повернулся и зашагал прочь. Вдруг его будто по виску ударили: Варя спрашивала о Клавдии? Узнала? Конечно, чашинские сказали. Не поэтому ли переменилась, отказывается от свиданий? Во-он что!

Некоторое время Варвара Михайловна стояла молча, ничего не видя, забыв обо всем. Ей было и страшно чего-то и хорошо. Затем блуждающий взгляд ее задержался на сыром голубоватом валуне, она коротко, прерывисто вздохнула, нагнулась, положила его в подол халата и медленно тронулась дальше.

Вскоре после ее ухода на взлобке буерака остановилась Маря Яушева с плетушкой, наполненной булыжниками. Здесь к ней подошел скреперист Сеня Юшин, радостный, с румянцем волнения на простодушных щеках. Он был в обычной неуклюжей, грязной спецовке, но кепочка-малокозырка лихо, молодецки сидела на самом затылке, открывая пушистый, льняной чубчик, и это, по мнению Сени, придавало ему вид гуляки. Он только что загрузил полный ковш своей машины камнем и, перед тем как отвезти его на трассу, видимо, урвал минутку для разговора.

— Дочитал, Маря, книжку, что давала. Приличная. Вечером принесу. Потанцуем нынче под баян?

Девушка свела густые брови, будто усиленно обдумывала важный вопрос. От смущения она даже не повернула к Сене головы, только щека ее с этой стороны и ухо стали красными, точно их осветил солнечный луч.

— Не знаю, будет ли время.

— Часок-то можно погулять. Два дня не видались. Со скуки изошел.

Из-под длинных загнутых ресниц Маря обожгла его взглядом красивых черных диковатых глаз.

— Все вы, парни, это нашептываете, — сказала она вдруг, улыбнувшись, и таким тоном, словно имела большой опыт в любви и знала, что всегда нашептывают парни. — А потом одних бросаете и… с другими. Есть тут случай. Тоже, наверно, обещал жениться. А увидел в лагере другую, лучше… правда, и она так поступила с мужем. — Девушка покосилась на противоположную сторону ложбинки, где Камынина собирала валунник. С показным недоверием сказала: — Слова-то, они как брызги, воду мутить мастеров много.

— Иль, думаешь, пустомеля? Выколи глаза, если погляжу на другую. Отруби ноги, коли уйду от тебя. Всю жизнь будем вместе, как две оглобли в телеге.

— Так и поверила тебе, — нежным голосом сказала Маря.

— Когда ж заслужу? Плохо ты обо мне понимаешь, Маря. У меня что на сердце, то и на языке. Ничего не таю, завсегда говорю прямо.

— Все-все? — словно бы вскинулась она.

— Уж такой.

— И я, — подхватила Маря. — Давай и на будущее за правило возьмем: что бы ни случилось, пусть самое худое, — говорить в глаза. Пусть даже раздружимся, — не станем играть в утайки да недомолвки. Правда, она, как солнышко, облаков не любит.

— Голосую «за»! Ты вот намедни говорила: «Познакомились без году неделя. Человека узнать — с ним пуд соли съесть надо». Али я не вижу, Маря? Да лучше тебя не только в деревне, во всей области нету. Правду говорю. Так и матушке отписал. С другой девкой год ходи, так не узнаешь, как я тебя за эти два месяца на трассе. Нешто и тебя сердце обманет, не изучила, какой я?

Сеня расправил плечи, сдвинул кепочку еще дальше на затылок, словно показывая себя. Маря зыркнула на него и закусила нижнюю губу.

— Так погуляем вечером?

И хотя Маря опять отрицательно качнула головой, Семен Юшин улыбнулся еще радостнее, шире и простодушнее. Их влюбленные взгляды говорили друг другу гораздо больше, чем слова.

Словно догадавшись, о чем у них речь, Варвара Михайловна разогнула спину, поправила чистой, тыльной стороной руки упавшую на лоб прядь волос, подумала: «Счастливая Маря. Воркует. Наверно, Сеня Юшин из-за нее со своим скрепером на участок к нам попросился. У них — весна».

Почему у Варвары Михайловны сжалось сердце? Ведь и ее впереди ожидает сладкое и тревожное счастье? Правда, ее возраст не девичий, сын на руках, но она еще на многое надеется. Так отчего же вдруг слезинка защипала глаза?

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .