— Не обижайтесь, Семен Гаврилович, — улыбаясь, сказал Камынин. — Протирали вы тут нас с песочком, и протирали за дело, особенно меня, как самого ответственного за все недостатки, а я стоял и думал: «Вот он, наш хозяин области! Говорит языком специалиста. Можно подумать, что дорожно-строительный институт кончил». От вас уж никакого огреха не скроешь.
Хвощин успокоился. Протасов еще какое-то мгновение смотрел на Камынина круглыми, чуть выкатившимися глазами, затем густые брови его вдруг опустились, углы губ приняли обычное положение.
— Вот вы чего! Такая должность. Вызовут в Кремль, спросят: «Почему медленно строите турбогенераторный завод?», «Как добились успеха в животноводстве?» Обязан ответить. Так же вот и с прокладкой шоссе. И беседовать приходилось со специалистами, и кое-какую литературку просматривать… Ладно, заговорились. Поедем дальше, погляжу, какой вы еще сюрприз мне приготовили.
Однако дальше, до самого Квашина, трасса была в таком же порядке, как и в начале. Когда вернулись в Моданск, Протасов подвез строителей к облдоротделу и, крепко пожимая им руки, сказал:
— Отличная трасса. От имени областного комитета партии благодарю вас, товарищи. Погорячился я там немного, да ведь не без этого. Какой энтузиазм, патриотизм проявили наши моданцы, а какую экономию дали государству! Вместо двадцати миллионов рублей трасса благодаря трудоучастию населения обошлась нам в четыре с половиной. Ферганский канал, Турксиб, Днепрогэс, народные стройки — такие трудовые подвиги характерны для нашего времени… Сколько потребуется времени на ремонт перекоса?
— Дня четыре. Там немного.
— Есть. Поправляйте, доделывайте мелочи, и откроем движение.
Он уехал в обком, а Хвощин вернулся в доротдел, заперся в кабинете и долго обдумывал брошенные секретарем при прощании слова: «Настоящий руководитель должен смотреть вперед, а не под собственный нос. Вы привыкли ездить на одном колесе, тут же пришлось на всех четырех». И зачем он поторопился со строительством проклятого болотистого участка? Ведь Молостов ему все объяснил на чашинском отрезке.
Предупреждал и Камынин. Ка-мы-нин!.. Выскочка проклятый! Сушеный теоретик. «Как бы мне не потерять этот кабинет, обшитое кожей кресло. Ну, да еще есть время в запасе». Хвощин вызвал из гаража «Победу» и покатил в обком к своему заступнику — заведующему промышленным отделом.
XXXV
В конце августа Варвара Михайловна с Васяткой приехали из деревни в Моданск. Знакомая улица, мощенная булыжником, молодые, выросшие липки перед просторным бревенчатым домом под ржавеющей железной крышей, три окна возле парадной двери с резным навесом показались ей незнакомыми, почти чужими.
Квартира была заново оклеена обоями, диван белел разглаженным холстинковым чехлом, на свежей скатерти в стеклянной, под малахит, вазе стояли цветы. Андрей Ильич возился у приемника «Минск», настраиваясь на волну с веселой музыкой: зеленый глазок индикатора дрожал от быстрого движения стрелки на шкале, какофония звуков врывалась в комнату. Андрей Ильич с радостным испугом посмотрел на жену, стараясь по глазам узнать о ее решении. Совсем вернулась? Или за вещами? За этот месяц Варвара Михайловна ни разу ему не написала, а еще в лагере запретила навещать себя в деревне. Ей хотелось побыть совсем одной. Вчера она вдруг позвонила из сельсовета, чтобы встречал. «Раз предупредила, то, наверно, совсем? — подумал Андрей Ильич. — А может, просто машина нужна?» Он подхватил Васятку на руки, стиснул, расцеловал в обе щеки и подбросил к потолку. Феклуша расторопно ставила тарелки — четыре прибора.
Когда Варвара Михайловна и сын умылись, посреди стола дымилась кастрюля, распространяя вкусный запах свежего мясного борща с помидорами. Андрей Ильич достал из буфета бутылку портвейна.
— Со встречей по рюмочке.
Она понюхала цветы, усаживаясь на стуле, как бы мимоходом обронила:
— Нам еще предстоит большой разговор.
— Потом, потом, — ответил он, слегка побледнев и улыбаясь так, что особенно стал виден неровный зуб. — Давайте обедать, небось проголодались?
— Очень.
Андрей Ильич наполнил рюмки вином: рука его слегка дрожала. В рюмочку Васятки налили холодный сладкий чай. Мальчик тотчас потянулся чокаться: для него в этом состоял главный интерес выпивки.
— С приездом вас домой,: — улыбнулась Феклуша хозяйке.
Варвара Михайловна лишь слегка наклонила красиво причесанную голову.
— Мам, — повернулся к ней Васятка, — ты больше не уедешь? На трассу больше?
— А что, сынок? Скучать будешь?
— Нет.
— Вот тебе и на. Что ж?
Чокнувшись со всеми, мальчик, не дожидаясь взрослых, выпил свою рюмку, высоко запрокинув ее, и облил салфетку, повязанную вокруг шеи.
— Конфеты мне тогда некому покупать. Папа все работает, работает, а у няни денег нету.
За столом рассмеялись.
— Не ценишь ты вино, — сказал отец, — вишь сколько пролил.