Осенние дали

Майор Федотов, как и в первый раз, вышел из-за стола: видно, так всегда провожал посетителей.

— Людям всегда надо давать работу, — убежденно подчеркнул он слово «всегда». — У человека только один путь исправиться — работать. И хоть от этого иногда убыток предприятию, надо идти на убыток.

Выходя из управления, Артем совсем по-другому подумал о майоре: «Видать, не совсем здоровый — кожа желтая».

Он от души посочувствовал майору, а потом сам удивился. За кого болеет душой? За «легавого».

Дома Артем перевесил осевшую дверь, начисто вымыл, выскреб пол в квартире, как нередко делал в бараке. Им овладела уверенность, что теперь все наконец наладится. И в этом состоянии подъема, душевной ясности сама собой пришла мысль, которая раньше для него была бы невозможна.

«Конечно, Федотов «легавый»: это его работа. Так же, как и я раньше был вором: то была моя работа. Федотов хочет получить доверие хозяина управления. К тому же, наверно, коммунист и верит, что преступность можно уничтожить. Тянет не за одну зарплату. Ведь не будь таких, как я, не было бы и Федотовых. Тут ясно. Мое же дело — не поддаться ему. Кто меня силком принудит? Но все-таки этот начальник — человек».

В конце недели Артем был принят на «Электровыпрямитель». Он позвонил из телефона-автомата в уголовный розыск, поблагодарил майора Федотова. Сам заходить не стал: хоть майор и «человек», да все-таки ну его к ляду. Ишачить на управление он, Артем, не собирается. Скорее забыть прошлое — вот чего ему хочется.

На заводе Артему Люпаеву пришлось начинать с того, на чем кончил шесть лет назад: с ученика токаря. Мастер, хмуро усмехнувшись, буркнул:

— Прикреплю тебя к Зубареву. Он член профкома, нагрузочка ему будет.

«Попадется какой-нибудь старикан вроде отца», — угрюмо подумал Артем, идя за мастером в конец цеха.

Учитель оказался молодым, ровесником, в синей, будто вчера полученной спецовке, в кожаной кепке-восьмиклинке. Из-под козырька на лоб Владимира Зубарева падал светлый чубик, щеки были по-девичьи розовые, с шелковистой кожей. Сам высокий, тонкий, даже плечи от этого казались узкими.

— Ты не в семнадцатой школе учился? — спросил Зубарев Артема, когда они остались одни.

— В семнадцатой.

— Я тебя помню.

Теперь и Люпаев вспомнил токаря. Владимир Зубарев учился в параллельном с ним классе, потом, когда Артем плотно засел во «второгодниках, перегнал его. Паренек он был скромный, всегда вертелся возле ботаника и собрал лучшую в школе коллекцию бабочек. Девочки заигрывали с ним; Володя Зубарев краснел. Может, он гулял с ними в старших классах? Артем тогда уже бросил школу и «загудел» в колонию.

«Давно бы и я был таким спецом-токарем, как Зубарь», — подумал Артем. Он ожидал, что «старшой» начнет расспрашивать его о давней краже, судимости, и заранее замкнулся, готовясь отвечать как можно короче. Зубарев вытер ветошными «концами» руки, пригласил поближе к станку.

— Видишь, Артем, как идет стружка из-под резца? — заговорил он. — По ней определяй работу полуавтомата. Стружка не должна лететь или завиваться спиралью, а должна течь сплошной, ровной лентой… и лишь на полу сворачиваться в клубок. Ну, а сейчас я тебе объясню устройство станка.

О прошлой тюремной жизни Артем сам рассказал своему учителю-токарю четыре месяца спустя, когда они вдвоем возвращались с завода. Таяло, под ногами хлюпал рыже-шоколадный снег, взбитый бесконечными самосвалами, грузовыми машинами, которые то и дело проносились мимо, брызгая жижей.

— Дорого ты заплатил за бутерброды в буфете! — безобидно смеясь, сказал Зубарев. — Подумать: во-семь лет! На первый раз и полгода за глаза хватило бы.

— Тут что различают? Частное лицо ты обокрал или государство. За государственное добро срок больше. Еще смотрят: один был или «теплая» компания. Раз групповое, значит, строгую статью. Мы тогда в медучилище полезли трое. Шайка. Вот ведь как судят.

— Во-осемь лет! — все думая о своем, воскликнул Владимир Зубарев. — Тебя не тянет опять?

— Нет.

Шагал Артем широко, такой же высокий, как и Зубарев, только потяжелей в плечах и костью пошире.

— Нет, — повторил он еще убежденнее. — Большинство колонистов хочет нормальной жизни. И я такой. Скажу прямо: прежде чем оформили крышу над головой, старую мою крышу, дали работенку на заводе, не раз с головкой окунули в лужу. И вот это обидно. Не понимают люди, что себя переломил, вернулся из зоны с открытой душой. И когда косо смотрят, упрекают, не верят, хочется в отместку забурунить, обокрасть.

Голос Артема дрожал, рот недобро кривился. Знакомые часто заговаривали с ним о прошлом, всегда поддакивали ему. «Ошибся парень, а его сразу бревном по голове». И Артем привык к общему сочувствию.

— Неправ ты, — просто и твердо сказал Владимир. — Неправ! Кто кого первый обманул? Ты людей или люди тебя? Почему только с одной стороны требуешь понимания? Сперва сумей сам заслужить, чтобы тебе поверили.

Друзья вышли к автобусной остановке, Владимир Зубарев пригласил ученика зайти к нему домой, пообедать. Артем отказался.