Осенние детективные истории

— Да, — ответил тот очень быстро, быстрее, чем мальчишка успел договорить.

— Почему? Она же не нужна вам. — Это снова вставила девочка, которая снимала все на видео.

— Эля велела. В ее голове возник план, когда твой отец отказался уйти к ней. План, как его сломать морально.

— Что за план? — наморщил лоб мальчик.

— Он остался в семье, а семьи потом не стало.

Федор опустил голову. Страшнее, чем смотреть на пистолет, ему было смотреть на мальчика. У того глаза плавали в слезах. И столько недетской боли в них было.

— Я не собирался, — выдавил Федор через силу. — Твоя мама — замечательный человек. Но я не люблю ее. И я отказался этим заниматься. Сказал, что я выхожу из игры. И с отношениями с Элей покончено.

— Поэтому вы здесь, — дрогнувшим голосом выдавил мальчишка. — Она все ловко придумала — наш умный детский психолог. Одним выстрелом она лишала жизни сразу всех! Вас бы убили. Моя мама умерла бы от горя. Отец был бы раздавлен и спился бы со временем. Меня — в детдом. Этот дядя сел бы в тюрьму. Одним выстрелом она убила всех. Вы… Вы все — взрослые! Почему вы такие слепые?! Почему вы такие глупые?!

Пистолет улетел в кусты после этих слов. Мальчишка съежился, оседая на тротуарную дорожку. И как заревет! Красивая девочка, закончив запись и спрятав камеру в маленький рюкзачок, уселась рядом с ним и принялась его уговаривать. Она уже была мудрой — эта малышка, выбирая и нашептывая какие-то нужные умные слова. Мальчишка даже заулыбался через минуту.

Она вытерла ему лицо своим носовым платком. Встала и помогла ему подняться. Он подозвал своего пса и, повернувшись, медленно побрел прочь. Худенькая шейка, узкие плечи, штанины болтаются на тощих ногах. У Устинова даже сердце замерло от неожиданной жалости к нему.

— Мы уходим! — Девочка по фамилии Липатова сунула руки в карманы тесных джинсиков. Качнулась на каблуках коротких ботиночек. — Но у нас есть запись. Учтите, Егора и пистолета на ней не видно. Зато ваше признание есть. И теперь вы не соскочите и вместе с нами пойдете в суд. Адвокат моей мамы с вами сегодня свяжется.

— В суд?! — выдохнул Федор. — Да за что в суд?! Нет такой статьи, по которой нас можно осудить! Запись эта — полная ерунда. Нас нельзя по ней судить.

— Вас — нет, — улыбнулся красивый ребенок улыбкой взрослой женщины. — Ее — да. И если ее не посадят, то лицензию отберут сто пудов! Эта гадина не должна вползать в души. Никогда больше ни к кому!

Она повернулась, чтобы уйти, но вдруг передумала. Повернулась с хмурым личиком.

— Вы хотя бы спасибо сказали мне и Егорке. За то, что сберегли вас, дураков!

Они ушли. И стало так тихо, что было слышно, как с мягким шелестом осыпаются побитые осенью листья. Со стоянки послышался визг тормозов. И через минуту на дорожке ярким парусом заметался плащ Валентины. Она бежала его спасать. Дуреха!

— Спасибо, — вдруг проговорил Федор. — Спасибо, что не убили меня.

— Ребятам спасибо скажи. — Он вздохнул, зажмуриваясь. — Ты знал ее — мою дочь?

— Нет. Все это было до того, как я пришел работать в клинику. Я не был с ней знаком. Но сплетни слышал.

— Тогда извини, — проговорил он вяло.

Проглотил острый комок, застрявший в горле, запрокинул голову. Небо было пронзительно ясным. Бездонно голубым. Верхушки деревьев заливало солнечным светом. Покой и умиротворение. Вот что он сейчас чувствовал. Умиротворение и покой.

И еще легкое беспокойство. Ощущение какой-то недоделанности, недосказанности.

— Как будешь разруливать с его матерью? — толкнул он Федора локтем.

— Скажу правду. Лжи довольно. Она славная женщина. И не заслуживает того, что она с ней сделала. И я… — Федор болезненно сморщился. Слез со скамейки, кивнул в сторону Валентины. — Кажется, это к вам. Да, и про пистолет не забудьте. Он в кустах.

Он медленно пошел в ту же сторону, куда ушли подростки. Валентина наконец добежала. Остановилась в метре от скамейки. Плащ повис вокруг ее тела безвольными складками.

— Я в порядке, — коротко глянул он на нее, она кивнула. Он добавил: — И все в порядке.

Она снова кивнула, глубоко задышав. Он встал, нырнул в кусты, нашел в сухой траве пистолет, сунул его во внутренний карман куртки от греха подальше. Подхватил Валю под руку и повел к стоянке.

Там было три машины. Его, Валентины и Федора. Тот все еще топтался у своей, не уехал.

— Завтра не опаздывай на работу, — подтолкнул он девушку к ее машине. — Совещание на десять собери.

— Хорошо. — Она без лишних вопросов уселась за руль. Опустила стекло. — Юрий Иванович, сегодня совещание не состоялось.

— Почему?

— Без вас никак. Не смогли. — Она поискала слова, не нашлось особенных, сказала просто: — И я не смогу. Без вас. Никак. Никогда.

Валя уехала, не добавив больше ничего. А ему вдруг захотелось, чтобы было много слов. Гораздо больше, чем те, что она выпалила. Чтобы она говорила и говорила с ним, не останавливаясь. Обо всем. Даже о всякой ерунде. И он будет отвечать ей. И много говорить о себе, о ней, о них.

Покой, и умиротворение, и надежда — вот что ожило в его умершей душе под дулом пистолета.

Чудеса-а-а!

— Простите, — окликнул его Федор.

Юрий обернулся.