Осенние дивертисменты

Костя вознёс пленённые наручниками руки. Что-то хотел крикнуть, но его в грубой форме втолкнули в кабину режимного автомобиля. Дверь захлопнулась. Многочисленные зрители зашлись в экстазе гражданского несогласия.

В дальнейшем шла ненормативная лексика, метание разнообразных предметов и нечеловеческие выкрики из подвальных помещений.

Шумное выступление продолжалось до тех пор, пока машина не выехала за пределы больничного двора. Беспорядки ослабели, хотя подвальный этаж бесновался ещё час.

Зрители отошли от окна. В воздухе повисло напряжённое молчание. Обстановку разрядил Василий Сергеевич, – Все по рабочим местам. Доктор Шпекин совместно с Виктором Олеговичем делают обход по хирургическим отделениям. Все разошлись. Думать будем.

Болеть – это великое искусство. Поскольку данный вид ремесла требует зрителей и жертв, то каждый хворающий достоин сцены и сострадания. Попробуйте, вот так взять и заболеть. Не просто банальным насморком. Так каждый дурак сумеет. Чтобы на "скорой помощи" с сиреной, мигалкой, и на три недели в хирургию. Сказочное наслаждение. От болезни тоже многое зависит. Прыщ на заднице – есть заболевание не серьёзное, так смех один. А вот холецистит или панкреатит – дело другое. Здесь можно и с соседом по койке поговорить и эрудицию в лекарственных средствах обозначить. И совсем хорошо, когда операцию сделали. Здесь ты король. Идёшь на третий день, сгорбленный по коридору, а прочие больные на тебя завистливые взгляды бросают.

Высоко поднимает рейтинг пребывание в отделении реанимации. Не важно каким ветром тебя занесло. Дихлофос с водкой перепутал, с крыши пьяный низвергся или жабу проглотил, одинаково почётно. "Отреанимированные" пользуются особым почтением. Их точка зрения на проблему реконваленсенции высоко ценится в кругу начинающих больных. Они склонны к размышлениям и философским обобщениям, при этом рассказывают о пережитом и снисходительно усмехаются на наивные вопросы желторотых пациентов. Эта каста особо заслуженных и напоминает дембелей в армии.

Разделяются больные и по методам лечения. Вполне понятно, что таблетошники и порошечники значимого уважения не заслуживают. Таких, хоть пруд пруди. Существенно выше в табеле о рангах стоят шприцевики. Несколько уколов в ягодицу умножают госпитальный статус больного на целый порядок, добавляет в душу гордость, а в характер самоотверженность. Ещё выше находятся получающие внутривенные капельные инъекции. Находясь в горизонтальном положении, они созерцают волшебное, гравитационно-капельное лечение, и с чувством значимости собственной персоны снисходительно посматривают на таблетошников и шприцевиков. Попасть в их группу сложно. Требуется доказать врачу, что имеющееся заболевание доставляет неимоверные страдания и вероятно неизлечимо. Многие симулируют и заискивают. Их отслеживают и с позором изгоняют с занимаемой койки.

Далее по значимости располагаются пункционники. Они упиваются таблетками, уколами и капельницами. Переход на ступень обусловлен нарушением целостности организма. Их протыкают толстыми иголками, и оставляют трубки различного диаметра, когда в желчном пузыре, когда в плевральной полости. Они терпят, страдают и гордятся.

Завершают больничную иерархию пациенты после хирургических операций. Но и эти равенства меж собой не имеют. После аппендицита вроде лейтенанта в армии, желчный пузырь оттяпать – на майора тянет, ну а больной после резекции желудка, так этот потенциальный полковник. Когда же после неудачной операции, ты пару дней проболтался на аппарате искусственного дыхания, прошёл через хирургические осложнения, реанимацию, утыканный зондами и дренажами, в состоянии эйфории и энцефалопатии, прибываешь в палату для продолжения лечения, то любой обыватель скажет, – генерала привезли.