Осенние рассказы

— Ну что, ребята, — Семечкин грустен. — Пошли отсюда, сегодня переклички не будет, у нас в кладовке водки есть бутылок десять. Разбирайте, я разрешаю. Черт бы все побрал, — он качает головой. — Угораздило же парня…

На следующее утро дождь усиливается. Пахнет сыростью, мокрой травой и хвоей. Никто на работу не выходит. Койка Гриши Авдеенко аккуратно застелена, его рюкзак лежит около кровати, и никто не осмеливается к нему приблизиться.

— Студенты, — ревет громкоговоритель, — объявляется общий сбор. К нам приехал председатель колхоза, герой социалистического труда, народный депутат Ксения Гавриловна Семенова.

Подавленные, мы стоим под дождем на зацементированной площадке около подтекающего ржавой краской пионера, трубящего в свой выцветший горн.

— Товарищи студенты, — Ксения Гавриловна небольшого роста, в деревенских сапогах, с дегенеративным, пропитым лицом и с вертлявыми манерами. На груди у нее нелепо висит золотая звезда, раскачиваясь при каждом шаге. За ней следом ходит благонадежного вида мужичок, почему-то в лаковых черных ботинках, забрызганных колхозной грязью. — Вчера случилась страшная трагедия, я понимаю ваши чувства. Мне также, как и вам жаль этого парня, который отдал свою жизнь в битве за урожай. Я ведь тоже мать, у меня двое сыновей, они сейчас проходят службу в рядах Советской Армии, охраняя границы нашей родины. Недосмотрели мы, недостаточно проводили политическую работу среди наших рабочих. А всему виной пьянство!

Она многозначительно замолкает. Ее красное лицо совсем не заставляет предположить, что Ксения Гавриловна никогда не принимает внутрь алкоголя.

— Шофер этот пойдет в тюрьму, мы его сурово накажем. Но, что бы ни случилось, — она на секунду замолкает, — как бы не было нам тяжело, Родина ждет урожай. Поэтому я призываю к вашей советской, комсомольской, социалистической сознательности, не дайте пропасть народному достоянию на корню. В этом ваш гражданский долг.

— Наш гражданский долг — учиться. — Высокий, незнакомый мне парень сердито смотрит перед собой. — А ваш — выращивать и убирать урожай.

— Несознательно говоришь, — Ксения Гавриловна останавливается напротив него. — Ведь когда в овощной магазин в своей Москве придешь, а картошечки нету, небось сердиться станешь. Вам бы все на готовенькое, а как нюхнете, каким трудом все это достается, так нос воротите!

— Да сколько бы мы не работали, все равно все сгноите, — парень уже откровенно сердится. — Это что, шуточки что-ли? Вот Гришки уже нет, не вернуть его.

— Ты, — мужичок в грязных лаковых туфлях со злостью подбегает к парню. — Сосунок поганый, твое место в борозде!

— Да пошел ты, — парень разворачивается и уходит из строя.

— Товарищи студенты, — бабенка с золотой звездой героя растеряна, — это демагогия. Вот какие настроения сейчас пошли у нашей советской молодежи!

— Ребята, как же вам не стыдно? — Торжествующая Люба вырывается вперед. — Колхозники гнут свои спины, пытаясь вас, городских накормить, а мы что, будем носом воротить?

— Вот, молодец, девочка, — Ксения Гавриловна с обожанием смотрит на комсомольскую активистку.

— Смотаюсь я отсюда, — Леня сжимает кулаки, ненавижу их всех!

Смута подавлена, Гришу уже отвезли в деревенский морг, и мы снова идем на поле под косым дождиком. Мокрая трава волнами переливается на лугу под набежавшими порывами ветра, старая колокольня с ликом Христа возвышается над заброшенной деревней.

Мы снова ползем по грязному полю, матерясь и наполняя мешки склизкой, загнивающей картошкой. Плоды наших рук теперь забирает на тракторе баба, подвязанная выцветшим платком. Во рту у нее папироска, она расплылась как студень, грубо ругаясь басистым голосом.

Несмотря на то, что по слухам, нам для успокоения инстинктов подмешивают бром в чай, силы природы неумолимо берут свое. Вначале Сашка находит на поле странный картофельный клубень, длинный, с приросшими к нему у основания двумя округлыми картофелинами. Несолько движений ножичком, и скульптурная композиция возвышается на подоконнике нашей палаты, вызывая хихиканье проходящих мимо окна девочек. Этот примитивный символ действует на них как первобытная шаманская приманка. Вскоре Сашка с другим парнем, тоже прошедшим армейскую школу, уговаривает завхоза, и тот выдает им ключ от кладовки. Каждую ночь они уходят туда, прихватив двух девиц из соседнего домика, и возвращаются часов в пять утра, постанывая от изнеможения и обсуждая достоинства и недостатки своих подруг.

Странная прострация охватывает меня, мне кажется, что от земли исходят какие-то таинственные излучения, что она полна голосами и чувствами, и я ухожу в эту странную вселенную, в отключке меся грязь по дороге на поле.

— Слушай, — Сашка только что с наслаждением побрился и умылся холодной водой, кожа на его щеках покраснела. — Ну чего ты, как неживой, честное слово. Бабу тебе надо, хочешь мы тебя с собой сегодня в кладовку возьмем?

— Нет, спасибо, — в рюкзаке у меня лежит любимая книжка, и думать о девушках, встречающихся с мальчиками в грязной кладовке, мне не хочется.