Осенние расследования

Саша начал прилично зарабатывать. Приоделся. Обставил комнату. Стал хорошо питаться. И все чаще задавался вопросом: а почему он раньше-то так не пробовал жить? Воровал, потом сидел, на волю выходил редко и ненадолго, жрал толком нечасто. Одеваться хорошо вообще было некогда. И сладко спать не приходилось. То на нарах, то на стреме. Так и жизнь прошла. Хорошо, на старости здоровье подвело, хоть попробовал на вкус настоящих вольных хлебов. Ему понравились. Да и любимым делом он занимался, чего уж говорить. И еще он стал часто ходить в храм. Проповедей не слушал, нет. Просто ходил, подолгу стоял под образами, ставил свечи. Молился. В основном за Окунева. И еще гадал, как бы отплатить добром молодому правильному адвокату. Деньги он ему платил, конечно, базара нет. Но это было все не то. Это было, как часто говорит его теперешний начальник, по́шло.

Саше Рыбе хотелось отблагодарить Окунева делом. Только каким?

И когда адвокат неожиданно позвонил ему, попросил о помощи и сказал, что именно надо делать, Саша даже голову вверх задрал. Счел, что его просьбы там, наверху, были услышаны…

К нужному дому на машине Окунева они подъехали втроем: Саша, адвокат и какая-то кудрявая симпапуля, назвавшаяся Машей.

– Саня, все запомнил? – спросил Окунев, внимательно просматривая территорию двора. – Как только она выйдет из квартиры. Ни минутой раньше.

– Понял, – кивнул Саня.

– А вдруг там этот… Ну, чей силуэт видела Светка? – прошептала симпатичная кудряшка Машка.

– Разберусь. – Саня достал из кармана крохотный баллончик с газом. – Слона усыпит с одного пшика.

– Лицо не свети, Саня. Камер в подъезде нет и во дворе тоже. Но мало ли… Вдруг соседи?

– Понял, гражданин адвокат. Чё ты меня лечишь, как маленького? – Сане даже стало немного обидно за свою квалификацию. – Все пройдет тип-топ.

– Надеюсь, – произнес со вздохом Окунев. – Давай, с богом!

Саня ушел. В машине стало так тихо, что Маше казалось, она слышит, как медленно стекает пот по ее спине.

– Дурная затея, – обронила она вдруг, глянув на часы. – Десять минут прошло, а от него ни слуху ни духу.

– Так любовница твоего отца еще не вышла. Он ждет.

– Дурная затея, – повторила она настырно. – Надо было просто войти туда с полицией.

– Да? И что бы это дало? Да и оснований нет. – Окунев поднял и опустил плечи. – Отец давно живет от вас отдельно. С вашей мамой в разводе. С вами редко видится. Завел себе женщину.

– Он не отвечает на звонки. Его телефон выключен, – возразила Маша.

– Может, он намеренно его отключил, чтобы не мешали. Мог номер поменять, опять же, чтобы… – Окунев помолчал и неуверенно закончил: – Не мешали. Лишь бы Рыба не полез в квартиру.

– Вы же сказали ему: просто открыть замки.

– Я-то сказал. – Паша вдруг вытянул шею, рассматривая что-то за ветровым стеклом машины. – Ага! А вот и она. Торопится куда-то. С сумками. Ну что, Мария, наш выход?

Они дождались, когда любовница отца Маши скроется за углом, выбрались из машины и почти бегом бросились к подъезду.

Саня Рыба не пошел в квартиру. Открыв все три замка, он ждал их на лестничной клетке, внимательно рассматривая аккуратно выкрашенные стены.

– Все нормально? – спросил его Окунев. – Не входил?

– Нет. Зачем. Там нет никого.

– Как это нет?! – Маша растерянно заморгала. – А папа?

– Ты же сказал, что не входил?

– Не входил. А мне и не надо. – Саня притворно зевнул. Со скучающим видом пнул какой-то крохотный камешек. – Я и так понимаю, когда в доме кто есть, когда нет.

– И вы решили, что папы там нет? – Маша взялась за дверную ручку. – Не входя в квартиру?

– Так точно, барышня. – Рыба улыбнулся ей щербатым ртом. – Там никого. Так что, Пал Иваныч, я пошел?

– А закрывать потом кто будет? – возмутился Окунев.

– Замки так захлопываются. Я не нужен.

И, махнув на прощание рукой, Саня Рыба пошел вниз по лестнице.

Маша вошла в квартиру отца.

– Тихо, – шепнула она Окуневу, наступающему ей на пятки. – Может, и правда папы нет? Тогда где он?

– Машенька, давайте мы все же все осмотрим для начала, – предложил ей адвокат по уголовным делам.

Осмотр квартиры ничего не дал. Отца не было. И телефона его тоже.

– Вещи? Вещи все на месте? – с надеждой глянул на нее Окунев.

– Да откуда же я знаю, какие у него теперь вещи? Мы виделись нечасто. Тапочек… тапочек домашних нет. Всегда возле двери стояли. Хорошие такие, добротные. Светка ему их из Турции привозила в подарок. Тапочек нет.

Они снова лазили по шкафам, осматривали каждый угол. Никаких следов.

– Никаких следов насильственных действий, Машенька. Никаких затертых пятен крови на коврах. А их вон у него сколько. Разбитых зеркал.

– А это тут при чем? – Она повернула к нему побелевшее намертво лицо. – Намекаете, что его могли… могли убить?!

– Если с ним что-то и сделали, то не здесь, – не стал он сглаживать острых углов. – В квартире чисто. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Вы не знаете, где он хранил документы на квартиру? На дачу?

– Нет.

Она растерянно осмотрелась в огромной гостиной, заставленной дедовой мебелью. Старинной, массивной, раритетной.

– Может, в бюро?