Осенние вечера

-- Горе мне! Горе Сибири! -- завопил Кучум, убегая от витязя. Долго лежал дедушка на земле, не смея поднять головы. Давно уже с гиком пронеслись незнакомые воины. Наконец, не слыша более шума, дедушка осмелился приподняться. Смотрит -- и не верит глазам своим. Кругом степь. Ни одной живой души ни на земле, ни в воздухе. Солнце распалило песок и палит дедушку со всех сторон. Нестерпимая жажда жжет ему язык; голова горит мучительным огнем. Дедушка прощается уже с жизнью. Но вот наступает вечер. Жар стих. По телу дедушки разливается успокоительная прохлада. Грудь его начинает легче дышать. И новый сон, долгий, глубокий, смыкает глаза его. А между тем, как спит дедушка, три купца все ходят по городу и меняют товары. Проснувшись, дедушка видит себя в своей комнате, на своей постели, только не в надлежащем положении. Долго он смотрел кругом себя, как бы сомневаясь в истине виденного. Трогал свою бороду, щупал нос -- все на своих местах. Он решается, наконец, присесть. "Что за дьявольщина, -- подумал дедушка, припоминая все с ним происходившее. -- Я, кажется, как я, а голова точно не моя. Не действие ли это... как бишь ее... проклятой романеи?.. А что ты думаешь... Эти московитяне, известно, первые слуги сатаны. Постойте же вы, распроклятые гяуры. Я вам так отплачу за ваш подарок, что вы у меня нос за глаза примете! Гей!" -- вскричал дедушка, стуча кулаком по нарам. На призыв его вошел секретарь, который давно уже дожидался в соседней комнате. -- Привести ко мне этих проклятых торгашей, сейчас, сию минуту! -- Их уже нет в городе, ваше высокомочие, -- отвечал секретарь с низким поклоном. -- Они уехали еще вчера вечером. -- А кто их смел отпустить без моего позволения? -- вскричал дедушка, почти задыхаясь от гнева. -- Ваше высокомочие изволили им дать только три дня для торговли. Вчера срок кончился. -- Сейчас же нарядить лучших всадников... Скакать за ними... привести их ко мне живыми или мертвыми! Секретарь кинулся исполнять приказ первого муфтия. Дедушка стал ходить по комнате в сильном волнении. Иногда он останавливался и обеими руками хватал за свою голову. Во время одной из этих остановок, он вдруг увидел пустую флягу, и глаза у него засверкали. -- Гей, сюда, -- вскричал он в порыве гнева. -- Позвать мою стражу. Два татарина явились у порога. -- Возьмите эту проклятую вещь и разрубите ее на мелкие части. Татары подняли флягу, поставили ее посредине комнаты и несколькими ударами сабель разбили ее вдребезги. Дедушка как будто немного успокоился. Через сутки посланные в погоню за купцами воротились назад и донесли, что не открыли и следов их. Дедушка приказал отколотить их палками по пятам и -- снова принялся за дела.

* * *

В этом месте рассказа Таз-баши встал с места и поклонился хозяину. -- То есть повесть кончена, -- сказал Безруковский.-- Да, любезный Таз-баши, я начинаю мириться с татарской грацией. Она выходит очень недурна собой. Таз-баши снова поклонился. -- Только уж предоставляю самому тебе отыскать мысль в этой красавице. -- С вашего позволения, господин полковник, мысль в ней самая очевидная, самая практическая. -- А например? -- Все хорошо в меру; или -- что чудесно в малом, то часто очень гадко в большом; или -- что русскому здоровье, то татарину смерть; или... -- Или... или... -- прервал Безруковский. -- Не намерен ли ты разыграть роль Санчо Пансы и угостить нас тысячью и одной пословицей? -- Если только угодно вашему высокоблагородию, за мной не будет остановки, --отвечал Таз-баши. -- Нет уж, слуга покорный! Ведь сам же ты сказал, что все хорошо в меру, ну, следуй этому манеру. -- А нам пора и на квартиру, -- подхватил с улыбкой Академик, вставая за фуражкой. -- И мы сему последуем примеру, -- примолвил Немец, тоже вставая. -- Желаем многих лет отцу и командиру! -- крикнул Таз-баши, вытянувшись во фронт перед полковником. 1850 - 1856 гг.

---------------------------------------------------------------------