Осенние звёзды

Щенок, прозванный Валентиной «чудовище» и «овцебык», к радости внучек оказался дан не на время, а навсегда. Историю с одолженным на три дня животным Эльвира выдумала, решив приучать родителей к мысли о собаке постепенно. Для собачьей гостиницы щенок был, по ее мнению, еще мал. Оставаясь один дома, песик начинал скучать, грызть мебель из массива ценных пород деревьев и отдирать от стен венецианскую штукатурку. Теперь щенок, как и предполагала Валентина, давался в довесок к внучкам.

Стащив с себя куртку и обувь, Михаил обнял пса за шею.

— Это кто здесь у нас? Здравствуй, морда! Ты хвостом только не маши. Или не махай? — Михаил задумался. — Не виляй! Ты им стучишь громко, бабушку Валю разбудишь, она сердиться будет. Давай мы с тобой потихонечку пересечем минное поле — это там, где бабушка спит, и доберемся до кухни. Да-а-а, мне тоже это слово нравится. Пошли.

Пес радостно вилял хвостом, но с места не двигался.

— Понятно, в пригилиги-провилиги… привилегированном отношении, ща-а, — Михаил встал на четвереньки. Довольный щенок сразу начал его облизывать. От таких ласк хозяин квартиры завалился на бок. Это щенку понравилось еще больше, поскольку походило на игру. Играть пес любил, поэтому Михаилу пришлось отбиваться.

— Слушай, друг, не надо меня мыть, обойдемся без водных проце… проце… дур. У нас с тобой был приказ — добраться до кухни, а ты его нарушаешь. Нехорошо. Поползли.

Михаил изобразил пересечение минного поля, затянутого колючей проволокой. Пес склонил голову, внимательно посмотрел, но решил просто идти рядом. Так они добрались до кухни.

— Почти у цели, — прошептал Михаил собаке, но обрадоваться не успел, поскольку увидел перед собой Валины домашние тапочки. Судя по радостному повизгиванию глупого животного, в тапочках была Валя.

— Извини, — поднял голову Михаил, пытаясь пожать плечами, — так получилось. У генерала день рождения был.

На следующий день Михаил проснулся от криков внучек.

Оказалось, девочки играли в школу. Младшая и щенок выполняли роль учеников. Анжела была учительницей, обучала сестру и собаку правилам письма. Но у Машеньки карандаш никак не хотел правильно держаться в руке, а пес, получив инструмент в зубы, сразу разгрызал его на мелкие кусочки. Старшая сердилась.

— Все ясно, — сказала она выразительно и твердо, подражая матери, — с вами каши не сваришь, останетесь на второй год.

Малышка непонимающе посмотрела на собаку, потом на сестру и начала тихонько всхлипывать — на всякий случай. Щенок тоже заскулил и попытался спрятаться под детскую кровать, как он всегда делал дома. Однако кровать оказалась ниже, он застрял и начал с ужасом подвывать, пытаясь вылезти. Младшая, решив, что самое время зареветь, набрала воздуха и зарыдала в голос. Старшая металась от сестры к собаке, пытаясь успокоить одну и вызволить другого, а потом с криком и слезами бросилась из комнаты.

Михаил освободил собаку, успокоил внучек и обнаружил, что Валентины нет дома. Как пояснила Анжела, ушла в магазин.

Желая загладить свое непрезентабельное возвращение домой, Михаил принял спасительную таблетку и решил проявить себя на стезе воспитания.

Муж Валентины, в отличие от многих военных, был трезвенником. Ему, как смеялись еще в училище, достался дефективный ген. В семье существовала легенда о прапрабабке Михаила, которая, устав от пьяных выходок мужа, отправилась к известной колдунье аж в саму Москву, — подвиг немыслимый, если учесть, что железные дороги в те далекие времена еще отсутствовали. Дошла ли она до Москвы или с полдороги воротилась, никто не знает. Но рассказывали, что испекла она на праздник кулич заговоренный. Отведав его, прапрадед Михаила долго болел, а когда выздоровел — изменился до неузнаваемости. Односельчане только руками разводили. Стал хозяйственный, работящий, на чужих баб не заглядывался, а главное, не только бабы, но и водка перестали интересовать его. И, видать, такое сильное зелье получилось, что трое рожденных один за другим сыновей, а затем и внуки, и правнуки — никто в семье не прикасался к спиртному по доброй воле. Если же оказия случалась, то хватало им одного мерзавчика, чтобы напиться до чертиков в глазах. Легенда передавалась из поколения в поколение и могла бы сойти за семейную байку, если бы не суровый факт: все мужчины, рожденные в этой семье, пьянели чуть ли не от кефирной крышки. Бокал пива был максимумом, который Михаил употреблял по собственному желанию. На службе от него давно отстали, решив: раз организм не принимает, зачем добро переводить, но бывали праздники, на которых не выпить было нельзя. К таким мероприятиям относились обмывания звездочек и дни рождения высшего комсостава. Сослуживцы посмеивались, говоря, что Михаил так продвинулся по службе с одной целью: иметь над собой как можно меньше начальства и как можно реже выпивать.