Изба встретила гостей уютным запахом ржаного хлеба, постных щей и пареной репы. Теплилась лучина. Мерцала лампада в красном углу. Дьёрдь молча отстегнул саблю, снял кафтан, нащупал гвоздь. Повесил. Пригладил волосы, повёл туда-сюда незрячей головой, выслушивая, и уверенно перекрестился на иконы. Ребятишки за столом в два счёта приутихли, заворожённо глядя на него. Жуга с вопросом глянул на хозяина. Атанас кивнул на скамью:
– Садитесь, вон, у печки, грейтесь. Закусим чем Бог послал.
Стол был нехитрый – щи, каша с репой, хлеб да рыжики в рассоле. Атанас слазал в погреб и вернулся с миской мочёных яблок.
– Вот… как говорится, чем богаты.
Жуга в свой черёд развязал котомку, выложил на стол две солёные рыбины, вынул нож и нарезал их ломтями. На левом его запястье блеснул зеленоватый кованый браслет с овальным чёрным камнем и фигурками, мелькнул и пропал в рукаве. Атанас не осмелился спросить, зачем, дескать (кто ж говорит за едой!), а когда стол опустел и пришёл черёд расспросов, про это забыл.
– С Зарада мы идём, от замка тамошнего графского, – ответил коротко Жуга, когда Атанас спросил его об этом.
– А пробираетесь вы в Марген, стало быть?
– Не знаю, может, в Марген, может, в Германштадт, – пожал плечами тот. – Ты вот что, Атанас. Попроси свою хозяйку нам воды горячей принести.
– Зачем?
– Надо.
Он развязал мешок и вывалил на стол целую кучу корешков. Часть сдвинул в сторону, часть сложил обратно, а часть запарил в принесённом чугунке, накрыв тряпицей. Взял Дьёрдя за руку: «Пойдём». Усадил приятеля на лавку у печи и долго сматывал повязку, осторожно отдирая присохшую ткань. Наконец показались глаза – воспалённые, невидящие. Веки под повязкой покраснели и распухли, из трещинок на коже сочилась сукровица. Дьёрдь заморгал, кривясь и морщась, потянулся к глазам. Жуга перехватил его руку.
– Не трогай.
– Чешется…
– Терпи.
Жуга оторвал чистый лоскут, соорудил две примочки и наложил их Дьёрдю на глаза. Перевязал тряпицей. Тот сидел, не шевелясь, и только дышал часто-часто, стискивая зубы.
– Не вижу, – сдавленно сказал он. – Ничего не вижу…
– Не торопись. Дай сперва ранам зажить.
Атанас с удивлением и сочувствием поглядел на слепого. Покачал головой:
– Кто ж его так, болезного?
Жуга поморщился:
– Моих рук дело.
Атанас опешил.
– Как твоих?
– Долгая история. Да и знать тебе незачем.
– А ты, что ли, травник будешь?
– Вроде как…
Он замер и умолк на полуслове – совсем рядом, чуть ли не за околицей села, ночную тишину разорвал протяжный гулкий вой. Сначала тихий, одиночный, затем – сильней, на много голосов. Он ширился и рос, потом рассыпался коротким лающим хохотом и смолк, будто ничего и не было.
Жуга повернулся к хозяину:
– Что за дела?
– Собаки озоруют, – неожиданно ответил за хозяина Дьёрдь. Он расстелил свой кафтан на полатях и теперь укладывался спать. – Их по весне тут полно.
– Собаки, не собаки, чёрт их разберет! – сказал с сомнением Атанас. – Они сейчас и впрямь, конечно, носятся толпой, да только раньше такого не бывало. Знающие люди говорят, будто оборотень появился.
– Оборотень? – переспросил Жуга.
– Ну. Вот псы и бегают – то за ним, то от него. Немудрено в полнолунье-то. Там…
– Постой-ка! – Дьёрдь вдруг поднял руку и прислушался.
– Чего ты? – с опаской покосился на него Атанас. – Это ты чего руками?
– Ходит вроде кто-то возле хаты… Или кажется мне…
Он недоговорил: снаружи заскрипело, и уже не вдалеке, а здесь, на Атанасовом дворе забилась лошадь в стойле. Заржала страшно, заметалась, разрывая поводом губу.
– Что? Что это?! – Атанасова жена вскочила как ошпаренная.
– Тихо, дура! Молчи! – шикнул на неё Атанас. Он был бледен, как мука. – Через ворота он перелез…
– Кто?
– Молчи, говорю!..
А ещё через миг в дверь постучали. Все замерли, кто где стоял. Стук повторился. Был он слабый, неуверенный, но всё-таки стук, не какое-нибудь царапанье, и Атанас приободрился.
– Человек стучит, – меж тем определил на слух и Дьёрдь. – Волк так не сможет. Открой.
– Ещё чего! – опешил Атанас. – Ты что задумал, душегуб? У меня жена, дети, чего это я среди ночи… А ну как злодей какой? Да не один?
– Один он, – угрюмо буркнул Дьёрдь, не поднимая головы. – Не было других шагов.
– Дьёрдь дело говорит. – Жуга потянул к себе посох. – Мало ли что могло случиться. Открывай. А если что, я помогу.
Атанас приблизился к двери.
– Эй, кто там? – крикнул он, на всякий случай взяв топор.
Ответа не было, лишь снова тихонько стукнули. Жуга отстранил хозяина, откинул засов и приоткрыл дверь. Снаружи было тихо, только лошадь билась и храпела под навесом. Жуга раскрыл дверь шире и остановился на пороге.
У самых дверей, одетый в драную, немыслимо грязную рубаху, лежал ничком мальчишка лет пятнадцати. Лежал, не шевелясь, только грудь ходила ходуном. Из рваных ран на руках и ногах сочилась кровь. Глаза его были закрыты.
– Матерь божья… – ахнул Атанас и быстро закрестился.
Жуга перешагнул через распростёртое тело и вышел во двор. Вернулся вскоре.
– Нет больше никого, – сообщил он и нагнулся к лежащему.
– А лошадь? Лошадь как? – засуетился Атанас. Жуга брезгливо отмахнулся: