Осенний лис

— Н-не совсем, — замялся Жуга. — Тогда, в горах, все также было — людей ведь долго поднимать не надо, кликни только — все налетят, и крайнего найдут, и судилище учинят... На меня поклеп и навели. Вазах заступился было — не пощадили и его. Много ли старику надо? Крепко били, в полную силу — со страху, должно быть; всем миром навалились, с камнями, с дубьем.

— А потом?

— Потом? — с усилием переспросил Жуга. — В лесу я прятался. Сдох бы, наверное, с голоду, да повезло — родник был поблизости, да лабаз я нашел беличий — орехи, там, грибы... Как раны подживать стали, я в деревню ночью пробрался. Дом стариковский растащили, унесли кто что мог, только травы не тронули — я собрал, да посох, вот, взял...

У дверей сарая внезапно послышались тихие шаги. Заскрипел засов, дверь приоткрылась, и чей-то голос позвал: «Жуга! Реслав! Вы здесь?» Реслав сердито засопел — будто они могли быть где-нибудь еще!

— Кого там принесло? — буркнул он.

— Это я, Балаж... Где вы тут?

Дверь открылась шире, в прямоугольном проеме показалась понурая фигура. Разглядев пленников в темноте, Балаж опустился наземь рядом с ними, обхватил голову руками и замер так.

— Чего пришел-то? — спросил Реслав. — Нашли Ганну?

— Нет... — Балаж всхлипнул. Голос его дрожал. — Я Влашека домой услал, сказал — сам постерегу... Что мне делать теперь, а? Что?

Реслав не знал, что и сказать на это.

— Что ж ты... — в сердцах бросил он. — Сам же кашу заварил, а теперь к нам... тьфу, пропасть...

— Не я это! Янош, старый черт... Как в тумане все! Ганна! Ганночка моя! — он рванулся вперед, схватил Реслава за плечи, затряс. — Помоги, Реслав! Жуга! Меня Довбуш послал к вам, говорит, не виноватые вы! Что с Ганной? Где она?!

— Да не ори ты так! — поморщился Реслав.

Неожиданно подал голос Жуга:

— Селяне спят?

— По домам все...

— Проведи нас к Довбушу.

Балаж кивнул, вынул нож и перерезал веревки.

* * *

В хате у Довбуша царил полумрак, лишь горела, потрескивая, свеча в глиняном подсвечнике, да теплилась у икон лампада. Темные лики святых еле виднелись сквозь слой копоти. Тускло поблескивал золоченый оклад.

Довбуш осунулся и словно бы постарел сразу лет на десять. Усы его обвисли. Грузный, хмурый, небритый, он сидел за столом, не шевелясь, и лишь поднял взор, когда скрипнула дверь. На столе перед ним стояла большая глиняная бутыль и кружка.

Реслав сел, растирая распухшие багровые запястья. В драке ему основательно расквасили нос, в усах и бороде запеклась коркой кровь. Заприметив в углу висящий на цепочке медный рукомойник, он оглянулся на Довбуша — тот кивнул, — встал и принялся отмываться. Отпил воды прямо из носика, крякнул.

Жуга обошел горницу, пощелкал пальцами, остановился у икон. Обернулся.

— Кто заходил в хату? — резко спросил он.

Довбуш посмотрел удивленно.

— Никто... — Покосился на Балажа. — Только он вот...

Он встал, достал с полки еще три кружки, разлил из бутылки густое темное пиво, буркнул: «Пейте!» — и снова сел. Жуга и Реслав жадно осушили кружки, Балаж лишь пригубил и отставил пиво в сторону.

— Ну, вот что, — начал Довбуш. — Верю, что вы тут ни при чем. Сказывайте сразу, можно ли Ганну сыскать?

Реслав посмотрел на Жугу, Жуга — на Балажа.

— Рассказывай по порядку, — потребовал Жуга.

Балаж нервно хрустнул пальцами, начал:

— Да почти нечего рассказывать. Ну, гуляли мы за околицей, как всегда, потом домой она пошла. Я вслед ей глядел, тут вижу: ровно рябью воздух подернулся, поплыло все, да страшно так, непонятно. Ганна остановилась, назад шагнула... Пыль да листья закружило, словно ветром, я сморгнул, рукой прикрылся на миг, а продрал глаза — нет ее... Нет — и все. А тут и Григораша мать заохала, запричитала — на крыльцо вышла крынку вымыть, да крынку-то так и грохнула. «Балаж! — кричит, — это что ж такое творится, господи боже!» Я туда, я сюда — нет Ганки! Я к Влашеку, а потом уж Янош прибежал...

Жуга нахмурился, побарабанил пальцами по столу.

— Где это случилось? — спросил он.

Балаж вытянул руку: «Там...»

— А где тот Юраш живет, у которого пес издох? В той же стороне?

Балаж побледнел, кивнул:

— Да.

Жуга встал, еще раз осмотрелся. Глаза его возбужденно блестели. Он вскинул руки, сплел пальцы в хитрый узел, нахмурил лоб.

— Авохато! — вдруг воскликнул он. — Эванна-эвахор!

Пол хаты вспыхнул, замерцал голубыми сполохами. Балаж вскрикнул испуганно, влез с ногами на лавку. Довбуш разинул рот, перекрестился дрожащей рукой.

— Не двигайтесь! — крикнул Жуга, не расплетая пальцев. — Реслав, соль! Скорее!

Теперь стало видно множество пятен на глинобитном полу, больших и малых, светящихся, как гнилушки в лесу. Реслав метнулся к столу, схватил берестяную солонку, глянул вопросительно на Жугу.

— Бросай! — Жуга мотнул головой.

Реслав швырнул солонку оземь. Мелкая белая соль взметнулась в воздух, растеклась тонким облачком, осела на полу. Жуга разжал пальцы. Призрачное сияние погасло. Стало тихо, лишь под потолком зудели комары.

— Свят, свят... — Довбуш перевел дух, нащупал кружку, сделал несколько глотков. Балажа трясло.